Веселие Руси. XX век. Градус новейшей российской истории. От «пьяного бюджета» до «сухого закона»

Альтернативный алкоголь

Как известно, тоталитарные системы не терпят сопротивления. При возникновении малейшей внутренней оппозиционности они могут быть разрушены. Советская власть к тому времени потеряла инстинкт борьбы. Нежелание людей избавляться от привычки пить явилась для нее первым ударом, который и привел в конечном итоге к гибели.

Лимит доверия к партии был уже к тому времени исчерпан. В благостные намерения антиалкогольной кампании народ не поверил. В электричках и магазинах люди материли власти. Говорили, будто все это сделано для того, чтобы оправдать высокими мотивами повышение цен на водку. Уж запрещать, так запрещать, – рассуждали в народе. А то повысят цены, а потом опять разрешают свободное потребление. На официальный лозунг «Пьянству – бой», народ отвечал: «Так выпьем перед боем».

Сам факт сокращения потребления алкоголя ставится рядом исследователей под сомнение. Статистика не фиксировала динамику алкогольных продаж на «теневом рынке». То, чего не давала государственная винно-водочная промышленность, с лихвой компенсировали нелегальные производители.

Самогоноварение смогло составить конкуренцию государственной промышленности. Уже к 1988 году стал очевидным провал всей антиалкогольной кампании. По экспертным оценкам, потребление самогона в перерасчете на чистый алкоголь возросло за годы перестройки до 7, 1 литра.

Творческие силы народа были брошены на изобретение все новых способов нелегального изготовления спиртосодержащих изделий. Милиция совершала периодические обходы жилищ граждан для изобличения незаконных производителей алкоголя. Так, в одной из телевизионных передач рассказывалось о выявлении правоохранительными органами некоего «умельца», который разливал брагу в резиновые грелки и помещал в морозильную камеру холодильника. После того, как вода замерзала, чистый спирт сливался в подготовленную тару. Телезрители воспринимали сведения подобного рода в качестве наглядного пособия.

Продолжалось и привычное для России ХХ века массовое употребление спиртосодержащих веществ, не предназначенных для пищевого потребления. В ход шли различные одеколоны, лосьоны, духи, жидкости против насекомых. Особой популярностью у выпивох пользовались одеколоны «Тройной», «Шипр», «Саша». Находились средства и более радикальные. Корку хлеба намазывали толстым слоем гуталина и держали над огнем. Гуталинная масса растапливалась, а спирт пропитывал хлеб. Изготовитель съедал корку и достигал искомого блаженства. Никогда прежде медицинский спирт не пользовался таким спросом, как в перестроечные годы. Доходило до того, что проходящие медицинские процедуры алкоголики обсасывали выдаваемые им при уколах спиртосодержащие примочки. Алкоголики-радикалы шприцами вводили спирт непосредственно в кровь – малой дозы хватало для достижения алкогольного транса. Поиски алкоголиками спирта в условиях винно-водочного дефицита зачастую приобретали анекдотический характер. Бывший заключенный Павел добывал его, выдавливая из ромовых шоколадных конфет. Шоколад использовал в качестве закуски.

При столь нетрадиционных формах потребления спиртного вряд ли был справедливым тезис о резком сокращении в перестроечный период алкогольной смертности. Число отравлений недоброкачественной алкогольной продукцией должно было существенно возрасти. Признаться же, что причиной пищевого отравления является алкоголь, решались далеко не все. Респондент Михаил рассказывал, как, получив вследствие употребления сомнительного происхождения водки тяжелое отравление, он со своими собутыльниками сослался на недоброкачественную пищу в пельменной. Каково же было его удивление, когда вскоре пельменная действительно оказалась закрыта санэпидемстанцией.

Половозрастная картина потребления алкоголя и социальная девиация

Наблюдался процентный рост женского пьянства. Если в 1976 году доля женщин среди клиентуры медвытрезвителей составляла 4 %, то в 1986 году – 7, 9 %. По завершении перестроечной эпопеи в 1990 году этот показатель уже равнялся 10 %. В предперестроечный период среди находившихся на учете хронических алкоголиков женщины составляли 12 %, в 1991 году – уже 15 %. Если мужское пьянство традиционно для России, то женское представляло собой новшество, следствие чрезмерной эмансипации. По-видимому, доля женского пьянства была даже выше той, на которую указывала официальная статистика: пьющие женщины более склонны скрывать свой порок, чем мужчины[865]. В связи с этим следует напомнить предостережение видного немецкого исследователя Э. Крепелина: если пристрастие к алкоголю распространится среди женщин так же широко, как и среди мужчин, тогда их потомкам будет грозить полная гибель.