Читаем Веселие Руси. XX век. Градус новейшей российской истории. От «пьяного бюджета» до «сухого закона» полностью

Отсутствие единства в подобных вопросах могло обернуться опасными последствиями и быть использовано радикальными партиями. Например, большевики умело критиковали любые распоряжения российского правительства: и те, которые ограничивали продажу спиртного, и те, которые фиксировали некоторые государственные «поблажки». Первые за то, что якобы «под предлогом борьбы с алкоголизмом громили легальные общественные структуры, разоблачающие антинародную политику царизма»; вторые – за то, что «правительство не отказывалось от желания отвлечь народ с помощью пьянства от классовой борьбы»[248].

Сопротивление введению в жизнь антиалкогольных распоряжений центральных властей и местных представительных структур оказывали все – от губернаторов до владельцев питейных заведений. Упор делали на русские традиции, а также на необходимость в тяжелое для общества время расслабиться, хотя бы на несколько часов уйти от реальности. Особо подчеркивались те потери, которые понесет бюджет в случае свертывания продаж спиртных напитков, а также все увеличивающиеся расходы на военные нужды и набирающий силы процесс инфляции (когда бюджетные «дыры» затыкались не весомыми российскими рублями, а «нажимом» на печатный станок на монетном дворе).

Первые плоды

И все же первые ограничительные меры дали свои результаты. Если в январе-июле 1914 года было продано 5 400 000 ведер, то в августе-декабре того же года всего 700 000 ведер спиртного[249]. Даже если к этому количеству добавить спиртное, произведенное и проданное нелегально (по свидетельствам знающих людей, нелегальные объемы конкурировали с объемами легально реализуемой продукции), то количество ведер не поднимется выше 1,5 млн. Сокращение продаж заметно уменьшило финансовые поступления в бюджет, но, вместе с тем, сократило количество нетрезвых граждан на улицах российских городов, сел и деревень. Это считалось безусловно положительным фактом, особенно в среде околокадетской и около-октябристской публики.

Последнее не осталось без внимания со стороны столичных и провинциальных журналистов и дало повод для романтических проектов ряда депутатов Государственной думы. Проект закона «Об утверждении на вечные времена в Российском государстве трезвости» (его внесли крестьянские депутаты И.Т. Евсеев и П.М. Макогон) в 1915 году поступил на рассмотрение в IV Государственную думу, через год был принят, далее поступил для утверждения в Государственный совет, где и замер «под сукном»[250]. Попытки историков 1920-х – 1930-х годов обнаружить хотя бы копию этого документа, не увенчались успехом. Скорее всего, документ был уничтожен в революционные дни 1917 года.

Депутаты Евсеев и Макогон поддались влиянию пишущей братии: на самом деле уменьшилось, вероятно, не количество пьяных, а количество мужчин в тылу. Количество пьющих женщин, стремящихся «утопить в вине» свое горе – гибель мужа или детей на фронте, недостаток самого необходимого для обеспечения семьи, – значительно увеличилось, но женщины предпочитали пить незаметно даже для соседей и не выказывали пьяную удаль перед публикой[251].

Официальная статистика праздновала некоторые результаты наступления на пьянство, начавшегося во второй половине 1914 года: «Прекращение продажи спиртных напитков оказало самое лучшее влияние на производительность рабочих, их поведение и сокращение прогульного времени», – так говорили предприниматели и работодатели. По мнению правительственных чиновников, прогулы сократились на 23 %, а производительность труда в промышленности выросла в среднем на 5–7%[252]. Показатели, конечно, мизерные, но, учитывая особенности времени – мировая война набирала обороты и требовала все больших жертв и укрепления дисциплины, – стоит отметить, что прогресс в борьбе с пьянством все-таки был[253]. Однако никто не задумался о закреплении на отвоеванных рубежах и развитии успеха. Общественность упивалась даже самыми малыми достижениями, воспринимая их как нечто фантастическое и неправдоподобное. По поводу сокращения прогулов и роста производства писались многочисленные статьи, произносились доклады, составлялись приветственные адреса… Все, как и всегда, спустили в словесный поток.

В сентябре 1916 года Совет министров России запретил производство спирта на всех винокуренных заводах. И эта мера ударила в первую очередь по самому государству, правильнее сказать, по государственному карману. В 1916 году казенная монополия на водку принесла всего 51 млн рублей, чуть более 1,5 % бюджета[254]. Убытки – колоссальные, бюджет страны, и без того обескровленный военными расходами, трещал по швам. Казалось, еще немного, и бюджетные прорехи придется покрывать иностранными кредитами, что вызвало бы обвал российского рубля, отставку российского правительства и падение престижа России среди союзников.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука