Веселие Руси. XX век. Градус новейшей российской истории. От «пьяного бюджета» до «сухого закона»

Однако так и осталось неясным, кто и по какой методе определял «спрос» спирта (потребность в нем, как показало время, возрастала не то что с каждым месяцем, а с каждым днем). Отдельный уездный исправник самостоятельно определял размеры «стратегических резервов». Не везло тем, на чьей территории не было хотя бы плохоньких мощностей по производству спирта, но зато в большом выигрыше оказывались «спиртопроизводящие» уезды и губернии. Причем исправники создавали и теневые резервы, доходы от реализации которых шли, как правило, в их карманы и карманы их приближенных[242].

Последствием передачи спиртного вопроса финансовому ведомству стало и распоряжение об «исключительном праве продажи спиртного для ресторанов первого разряда и аристократических клубов». Здесь, скорее всего, возобладало стремление не задеть тот круг лиц, к которому принадлежали правительственные чины, – ведь «перворазрядные рестораны и аристократические клубы» были сконцентрированы в столице (даже в Москве подобного рода заведения можно было пересчитать, что называется, «по пальцам»). Учитывались и другие факторы: узкий круг лиц – завсегдатаев ресторанов и клубов, падение платежеспособности населения, сокращение объемов продаваемого спиртного, рост цен и другое.

«Пить или не пить?»

В августе 1914 года правительство после долгих дебатов и размышлений пошло на разрешение продавать виноградное вино (не более 16 градусов), а в октябре – и пиво. Этим пытались ограничить потребление крепких и недоброкачественных спиртных напитков. Уже в конце осени – начале зимы 1914 года показатели объемов производства этих напитков поползли вверх, но через полгода кривая продаж «ушла» вниз. Причины падения популярности этих напитков крылись и в росте цен, и в падении качества, и в стремлении народа к более крепкому и, одновременно, более дешевому питью.

Особым распоряжением торговля спиртным допускалась и в районах боевых действий[243]. Исходили из простого соображения: надо подавить страх солдата перед атакой и возможной смертью, повысить ему уровень адреналина в крови. Но государственная машина оказалась тихоходной, лакуны заполняли предприимчивые частные торговцы, торговавшие, благодаря полученным (за взятку) разрешениям или из-под полы. Цены, как правило, устанавливались произвольно, барышами делились с военным и гражданским начальством. Неповоротливая чиновничья машина оказывалась очень расторопной, если вставал вопрос о «живых» деньгах, тем более получаемых с такой быстротой и легкостью, с какой создавались «пьяные» деньги. Администрация не прилагала никаких усилий к получению прибыли – прибыль сама текла к ней, причем в карман, а не в казну, что не могло не радовать падких на левые доходы чиновников.

«Борьба» государства с алкоголем продолжалась с переменным успехом[244]. Согласно положению Совета министров от 10 октября 1914 года, «волостным, гминным, станичным, сельским, хуторским, аульным или заменяющим их сходам и сборам, а в городах и посадах – городским или заменяющим их учреждениям» разрешалось «возбуждать, установленным порядком, выраженные в законно состоявшихся постановлениях и приговорах, ходатайства о воспрещении в состоящих в их ведении местностях, а также на расстоянии ста саженей от границ означенных местностей, продажи крепких напитков»[245].

Первыми на инициативу откликнулись Петроградская и Московская городские думы, добившись полного прекращения продажи «всяких спиртных напитков до окончания призыва новобранцев». К концу февраля 1915 года правом ходатайства о запрещении виноторговли использовались лишь 98 губернских и уездных земств и 346 городов, что составляло по России 22 % и 50 % соответственно[246].

Значит, почти 80 % всех земств и половина всех российских городских центров (через своих выборных) придерживалась иной позиции – разрешить продажу спиртного. Это не могло не печалить просвещенные слои общества, делавших выводы о неискоренимости дурных российских привычек и их пагубном влиянии на судьбы страны в столь тяжелое время. Гневные письма с подобного рода умозаключениями шли в либерально настроенную печать, и та откликалась подобными же сентенциями. Во многих городах сложилось настоящее противостояние исполнительной и представительной властей, которые обвиняли друг друга во всех грехах – от растления общества до предательства Родины. Успокаивало одно – до прямых физических столкновений дело не доходило.

«В некоторых регионах земства предприняли попытку оставить открытым только одно питейное заведение или крайне ограничить время ежедневной продажи спиртного. В течение нескольких месяцев калужский, уфимский и харьковский губернаторы сопротивлялись полному запрету на торговлю спиртным, а уфимский губернатор с жаром доказывал, что только легальная торговля вином и пивом предотвратит распространение опасных суррогатов. Хотя винная торговля пользовалась поддержкой в южных губерниях, где виноградарство играло заметную роль в экономике, и тут многие села и города высказались за ее запрещение»[247].