Веселие Руси. XX век. Градус новейшей российской истории. От «пьяного бюджета» до «сухого закона»

При росте инфляции и обесценивании рубля спирт, водка и самогон становились мерилом ценности произведенной продукции или выполненных работ. Существовали таксы – роспись в литрах – на забой скота, вспашку, уборку, привоз дров, ремонт и прочее. Были существенные различия в выплатах фабричным спиртом, самогоном или так называемой «бормотухой» – самодельным вином из овощей, фруктов и ягод, которые в большом количестве, без приложения человеческих усилий, росли на огородах: яблоки, груши, сливы, крыжовник, смородина, рябина, черемуха и прочее.

Шел процесс приспособления к обстоятельствам времени, а это означало, что общественные слои искали выход, дающий возможность оставаться законопослушным гражданином и, в то же время, удовлетворять потребность в привычной наркотизации души и тела[259].

Зарисовки «с натуры»

А.И. Чернецов, участник Первой мировой войны, находившийся после госпиталя «на поправке здоровья» в своем родовом имении в Орловской губернии, писал в дневнике:

«12 декабря 1916 года.

Читал весь вечер пришедшие из Москвы газеты. Газеты трехлетней давности, но более читать нечего, поэтому прохожу все «от корки до корки». Менее всех мне нравятся «Русские Ведомости»: слишком много «соплей» (как говаривал мой денщик Иван Силаев). Пишут о «просветлении» мозгов в деревне после ограничения продаж спиртного… Наивные, кто из вас бывал в русском селе, кто выезжал за московские заставы? Кто? Розенберг? Пешехонов? И прочие?

Вспоминаю, как дня два назад наведались к нам крестьяне из ближайших деревень, из Опарино, Сказино и Репьево. Пьяные настолько, что еле-еле шевелили языками. Наглые, самоуверенные, ничего не боящиеся – ни Бога, ни царя! Требовали передать им в пользование наш старый парк, якобы для «подкрепления» своего хозяйства.

Я категорически отказал, они настаивали, кто-то даже угрожал, стращая меня «красным петухом».

Я, в ответ:

– Не надо пугать, понятно!

И, не сказав больше ни слова, повернулся и ушел в дом.

На ночь зарядил все оружие, забаррикадировался в одной из комнат, предварительно приказав заколотить окна на первом этаже.

Всю ночь не спал, прислушивался к каждому шороху, но все прошло, славу Богу, тихо.

Ждал нежданных гостей и на следующую ночь, но они так и не появились…

15 декабря 1916 года.

Рискнул сам проехать в деревню Опарино, захватив два заряженных револьвера. У одного из домов заметил «старого приятеля», который требовал от меня леса. Внимательно он следил за мной, пока мои санки не скрылись из виду.

Все обошлось, домой вернулся без проблем.

В деревнях – никакого порядка. Везде пьяные морды, везде можно купить самогон, от самого дешевого до самого дорогого. Для того чтобы раздобыть деньги на выпивку, продают все, даже крыши собственных домов. Думаю, что и лес мой хотели пустить на самогонку. Еще год-два назад можно было спокойно пройтись по улицам деревень ночью, поскольку о хулиганстве даже намеков не было. Сейчас все резко изменилось: могут запросто раздеть, побить и даже заколоть. И все это – посередь белого дня.

16 декабря 1916 года.

Вчера ночью, оказывается, сожгли моих соседей Шингалевых. Всех – самого Ивана Ивановича, его жену Елизавету Андреевну, детей, 16-летнюю Софию, 12-летнюю Елену и 10летнего Николая, – жестоко убили – закололи вилами, а тела бросили в горящий дом. Трупы успели вытащить верные слуги, но… все они были уже мертвы. Парк вырубили (за ночь!) почти полностью, забили всех коров и лошадей, разбили все, что не смогли унести. Как рассказывали свидетели, все нападавшие были пьяны, и даже там – на пожарище – пили захваченный с собой самогон. Трое из нападавших замерзли, товарищи о них забыли.

18 декабря 1916 года.

В имение Шингалевых прибыла рота солдат из самого Орла (еще десятка полтора казаков и полицейских). Произведены аресты, кажется, пятерых, еще десять человек выпороли прямо там же, в деревне – нагайками.

Крестьяне близлежащих сел притихли, боятся расправы. Даже не видно ни одного пьяного. (Самогон начала изымать прибывающая полиция. После прихода солдат полиция вновь осмелела, уже не прячется по углам.)

20 декабря 1916 года.

Все вернулось «на круги своя». Вновь пьяные крестьяне, вновь везде витает сивушный запах, вновь «делегации» из близлежащих деревень с требованием «поделиться» добром, вновь бессонные ночи в ожидании незваных гостей.

22 декабря 1916 года.

Вчера, поехавши в уезд, столкнулся на дороге с группой пьяных крестьян (при двух подводах), они едва держались на ногах, меня проводили недобрым взглядом. Вернувшись домой, узнал, что кто-то все же устроил рубку в нашем саду: срублены пять прекрасных сосен, причем две из них брошены. Скорее всего, это дело рук встреченных крестьян.

24 декабря 1916 года.

Вновь запылали соседские имения, новые жертвы (впрочем, с обеих сторон, со стороны грабителей – в результате пьянки и суровой морозной погоды).

Решил: оставаться в имении небезопасно, надо уезжать в Москву. Там, быть может, дождусь вызова в полк…

3 января 1917 года.