Веселый Роджер

Она спит в кровати, я на неудобном диване, которому, несмотря на впечатляющую цену, место на свалке. Но выхода пока нет. С Верой спать не рискую, а отправить ее на этого твердого, как нары, друга, совесть не позволяет. По утрам кости болят, делаю зарядку, но слабо помогает. Ситуация патовая, но пока терпим. Неделя всего прошла, завтра мне должно быть легче.

Тем временем на почту падает письмо от организаторов «Фестиваля эротической фотографии». Надеюсь, там отказ.

Глава 38 Отчеты непотопляемого пирата. Запись 20

Накричал на девчонку по телефону просто так, сдают нервишки-то. Не виновата она в том, что именно сейчас на рынок вышла новая экспериментальная мазь, способная облегчить существование таким, как я, людям-гриль.

Наташка ее зовут, на ресепшене сидит в клинике. Улыбается всегда, когда прихожу к Платону Игоревичу (вы его знаете) и Льву Владимировичу, моему дерматологу. Позвонила в восемь сорок утра, – это первая ее ошибка, – сообщить, что по дружбе уже включила меня в список претендентов на гормональный препарат, который, как заявляют в инструкции, навсегда избавит от многих проблем соединительной ткани, местами заменяющей мне кожу.

Какой, на хрен, список, мать ее? Чтобы купить эту гребаную баночку, мне нужно продать что-то весомое, даже можно сказать – объемное, куда можно поместиться самому, чтобы жить, например, или ездить. Утрирую, но все же, цены – космос, препарат американский, под заказ. Душу дьяволу заложить разве что. Это идея, но можно подумать, нужны ему пользованные. Чем он меня в аду удивить может, если в отдельные минуты я думал, что там уже, в соседнем мирке, где наказывают, а Чердак – его высочество Люцифер. Ангелом мне виделся с крыльями, нимбом и непонятно чем еще в руках. Шампуром раскаленным, как выяснилось позже.

Помню момент, когда достиг точки невозврата. Или в передозе морфия дело, или в том, что тело уже местами гнить начало и мозг от него отказался, начал делать вид, что они не знакомы и никак не связаны. В ссоре, в общем. Центр боли выключился, и я понял, что свободен. Вот оно. Наступила нирвана. Очищен огнем наконец-то. И так легко стало, хорошо. Я улыбался, полулежа в подвале, глаза открыл, а вокруг ангелы. Красотища. Думаю: «Ура, откинулся». Одно из божественных созданий кончиками лапок по телу мне водит, и где дотронется, там кожа срастается, заживает. Наблюдаю и шепчу: «Спасибо тебе».

Ангел долго меня лечил, а я все благодарил без устали. Потом он штаны мне спустил и там тоже лечил, пока я не кончил, забрызгав его спермой. А как только это случилось, рвотные позывы пошли. Едва успел на четвереньки перевернуться, чуть не захлебнулся. Мир давай крутиться, вынуждая схватиться руками за стену, чтобы притормозить. Я лбом ее подпер, смотрю: а ангелов-то и нет. Ни злых, ни добрых. Два человека только. Хотя какие они люди? Твари.

Когда впервые рассказывал об этом Платону Игоревичу, в пол смотрел на ковер индийский. Спорю, не просто так он там лежит, узорчатый, не меня первого отвлекал от внимательных глаз проницательного психолога. Так стыдно было тогда за то, что я пережил пытки и запомнил их.

Сидел напротив доктора, толстовка на мне черная, как уголь, огроменная. Рукава натянул, чтобы ладони и пальцы спрятать, которые в шрамах и бинтах, особенно на левой руке, там даже «Трудерма» не справилась (пришлось забивать бугры рисунком). Капюшон на лоб посильнее, на лице щетина пучками: плохо еще борода росла в то время. Чудище, без шуток. Раздавленный морально и физически, непонятно, зачем выживший.

Платон Игоревич делал вид, что привык к таким историям, но точил карандаши. Медленно, неторопливо. За сеанс до пяти карандашей в ноль уничтожал – весь стол деревянными завитками и графитом оказывался завален. Не понимаю, почему врач от меня не отказался, кошмары ведь точно мучили после сеансов: я ж красочно рассказывал, в подробностях.

Как орал, рассказывал, до кашля лающего, клокочущего, думал, легкие выплюну. Как крошки с пола собирал языком, когда уровень гордости ушел в минус, оставив в наличии только желание пожрать хоть что-нибудь. Говорили ползти – полз, рыдать – рыдал, просить – просил.

Много чего я там делал, в подвале этом, чтобы возненавидеть себя и свое тело. Сквозь язвы грязь внутрь впитывал, пока душа не почернела, как тело местами да толстовка любимая. До сих пор в шкафу висит, как напоминание о том, кем являюсь на самом деле.

А в последние дни забывать начал. Поверил. Вцепился в Веру. Опять эта тавтология, но никуда не деться в моем случае. Запудрил мозги девушке с многообещающим именем. Чего она ждет от меня, интересно? Защиты, поддержки? Родители ее чухнули, в конце концов, с кем дочка связалась. Относятся настороженно, полагаю, наводят справки. Но их и понять можно: брата моего они любили, а ко мне как относиться?

* * *

Итак, четвертое сентября. Вот и осень наконец-то.