Веселый Роджер

Целует, потому что Белов в точности такой же, каким был еще час назад, до того как она всё увидела. Вера крепко зажмуривается. Он был обезображенным, когда вез ее в машине к себе домой из парка, где с ней пытались познакомиться опасные парни. Когда жалел, ласкал и шептал, что не любит, да с таким трепетом выдыхал эти слова на ухо, что она растворялась в его руках от собственной любви к нему. Его пальцы по-прежнему самые нежные и знающие, его смех – самый лучший звук в мире, а запах волнует ничуть не меньше.

Белов перехватывает инициативу в поцелуе, и Вера сильнее зажмуривается, а когда глаза закрыты, он так вообще тот же самый, которого она полюбила. Она стушевалась из-за шока, просто не ожидала. Разве можно подготовиться к тому, чтобы увидеть настоящую агонию, хоть та и в прошлом? Но к ней можно привыкнуть и не придавать значение.

Вера, несомненно, привыкнет к его шрамам, а сейчас просто закроет глаза и Вик окутает ее ароматом своей кожи, легонько коснется своим языком ее языка, проведет пальцами по ее телу, требовательно и настойчиво, зная, что Вера не откажет. А она ему не откажет, никогда. Когда они наедине, она позволит трогать там, где ему нужно, чтобы возбудиться и достичь своего пика.

Белов усаживает ее на небольшой деревянный столик, убирая в сторону полотенца. Проводит пальцами по ногам под платьем, касаясь кончиками белья, нависает над ней, большой, горячий, целует шею, за ухом, затем ниже, плечо. Как всегда очень нежно, скользко. Зубами стаскивает лямки платья и белья. А потом замирает, часто дыша на ее кожу. Замирает и молчит, не шелохнется. Время идет, тянутся минуты. Вик стоит, словно оцепенев, она ждет, затаив дыхание. Наконец, Вера не выдерживает, ей приходится открыть глаза и снова посмотреть на него.

Нет, привыкнуть пока не получилось. Совсем не получилось. Снова та же тошнота, тот же ком в горле и те же долбаные слезы. Как можно заниматься любовью, испытывая лишь бесконечное сожаление? Может, у нее получится чуть позже? Остается только верить в свои силы. А Вик словно чувствует ее состояние. Угадывает. Выжидает.

Сложно расслабиться и не смотреть, когда в ванной так светло, что глаза режет. А погасить лампочки можно только снаружи. Чтобы выключить свет, придется высунуться за дверь, а они оба не готовы к этому. Если хоть кто-то выйдет наружу, момент будет упущен.

Вера не готова к тому, чтобы вести себя как раньше. Как будто шрамы снова мифические, и она догадывается, что они там есть, но насколько все плохо – даже не представляет. Белов просто шумно дышит, грудь тяжело подымается. А посмотреть на лицо – нет сил, перед глазами только его коричневая неровная грудь с ужасающим черным флагом. И близость его кошмарного прошлого кружит голову.

Если Вера попросит у него прощения, он когда-нибудь еще прикоснется к ней? Сможет унять свою гордость настолько, чтобы позволить привыкать к себе постепенно, как к какому-то чудовищу? У нее есть только один шанс быть с Виком, но хочет ли она теперь этого?

Глаза распахиваются шире, Вера смотрит на предупреждающий пиратский флаг, который в нескольких сантиметрах от ее лица. Не просто так Белов выколол его на груди. У него точно есть причины информировать о чем-то – об опасности. Хочет ли Вера быть с человеком, пережившим трагедию подобного масштаба? Справится ли? Не может быть, чтобы пожар прошел бесследно, никак не отразился на психике. У Вика слишком много правил, нормальной жизни с ним не будет.

– Я понимаю, Вера.

Ее окутывает его мягкий, тихий голос, а затем доходит горький смысл сказанного.

– Я тебя понимаю. И знаю. Всё знаю. Самому блевать хочется, я не обижаюсь, честно. Просто спасибо за все, что было.

И Вик действительно не обижается. Интонации пронзают тоской, но нет ни малейшего оттенка раздражения или злости в голосе.

– Все будет хорошо, девочка. – Судя по голосу, он улыбается, целует ее в висок коротко, по-братски. – Ты не бойся ничего, я никуда не денусь, вместе дождемся августа, как и планировали. Я никуда от тебя не денусь, – повторяет он и снова целует висок, берет пальцами за подбородок, поднимает лицо. Смотрит и улыбается, его глаза блестят, в них бездна понимания. По-доброму смотрит, без тени обиды или разочарования. – Ты молодец, умница. Ты чудо. Я согласен с тобой просто дружить. Без шуток, можешь рассчитывать на мою поддержку всегда, ладно? – кивает ей. – Правда, всё в порядке. Хочешь, я тебе о планах расскажу? – Голос слегка дрожит, но звучит почти весело. – В этом году, край – в следующем, хочу себе щиколотки сделать. И эту область, – показывает Белов на грудь, чуть ниже горла. – Если деньги отсудим. Буду летом ходить в низких кедах и верхнюю пуговицу на рубашке смогу расстегнуть. А то жарко очень.

Он чмокает Веру в губы по-дружески, сухо, потом так же одними губами касается щек, лба, подбородка. Очень быстро, невесомо. Прощаясь.

– Не печалься, Вера, выше нос. Ты ни в чем не виновата. Ты правда пыталась, и я это ценю, – ободряюще улыбается ей Вик.