Веселый третий

Осенью Витя вернулся домой и вышел в садик погулять. Он сел на дальнюю скамейку и увидел, как идёт слепой человек. Идёт, чуть приподняв подбородок, и постукивает палочкой по земле. Вот он подошёл к краю канавы, которую сегодня вырыли. Витя испугался, потому что этот человек, наверное, не знал, что вырыли канаву. Надо крикнуть ему и подбежать. Но Витя не крикнул, только крепче схватился за край скамейки. Человек ощупал палочкой доску, положенную через канаву, и пошёл. И опять Витя хотел крикнуть: «Дяденька, стойте!» – и помочь. И опять не крикнул. «Ничего, – думал Витя, хотя ему было страшно, – ничего. Он и сам перейдёт». А человек покачнулся и упал.

Витя зажмурился. Когда он открыл глаза, слепой уже стоял на другой стороне канавы, и какая-то женщина отряхивала ему пальто. А потом подала палку.

Витя тихонько слез со скамейки и пошёл домой.

– Ах ты, батюшки, – сказала бабушка, как только открыла дверь. – Сейчас, Витенька, мужчина слепой шёл, да и упал в канаву. Я только подошла к окну, а он…

– Там мелко, – сказал Витя. – Он не ушибся.

– Пусть не ушибся, а человеку горько. Обидно ему. И никого, как на грех, не было, и рабочие обедать ушли. А ведь он может подумать, что люди видели, да не хотели помочь. Горько ему, обидно. – Бабушка вздохнула: – Ну ладно. Ешь-ка пирожки горяченькие.

А пирожков не хотелось.

После этого случая Витя приуныл. Значит, такой же он и остался. Робкий, несмелый, застенчивый. Значит, так и будет он позади всех. Сам себе помочь не может, другим помочь не может. А ведь всё очень просто: надо было только крикнуть: «Дяденька, стойте!» Это когда он подошёл к канаве. Он бы остановился, а Витя в это время успел бы спрыгнуть со скамейки и подбежать к нему.

– Вы не знаете, что тут канава вырыта? – спросил бы Витя.

– Канава? – удивился бы гражданин. – Нет, не знаю. Когда же её вырыли, я утром шёл из дома, её не было?

– Ну да, – сказал бы Витя. – Её потом вырыли, очень быстро. Теперь тут доску положили.

– Ай-ай-ай, – сказал бы гражданин. – Мне это не очень удобно – доска.

– Что вы! – успокоил бы Витя. – Доска широкая. Мы вместе перейдём.

И Витя взял бы гражданина за палочку, а может быть, и за руку, и повел бы. Доска бы, наверно, немного качалась, но Витя держал бы гражданина крепко, и они благополучно бы перешли.

– Ну спасибо тебе, – сказал бы гражданин. – Хороший ты человек. Как тебя звать-то?

Вот что могло бы выйти, стоило только Вите крикнуть: «Дяденька, подождите!» А вышло вон что.

– А ты, Витенька, этой робости не поддавайся, – говорила бабушка. – Пересиль её, и всё. Один раз пересиль, другой, а дальше так и пойдёт.

Витя об этом давно знает. А как её победить, эту робость? Она вон какая сильная. Чуть что – сразу связывает Вите руки и ноги, так что он двинуться не может. А язык как будто приклеивает к нёбу. Ни единого слова сказать нельзя. Вот она какая, робость. Хорошо бы набраться силы да её побороть. Совсем побороть, вот связать ей самой руки и ноги, приклеить язык к нёбу, да и выбросить далеко-далеко. Вот что надо с ней сделать.

Витя не будет больше вытаскивать на край тарелки капусту и морковку из супа, будет съедать всё второе, не будет цедить компот сквозь зубы, вырастет большой и здоровый, вот тогда посмотрим, что станется с этой робостью. Тогда посмотрим. А пока… у Вити заболела бабушка. Утром не могла встать. В груди у неё хрипело, бил кашель. Доктор выписал ей рецепт и велел принести лекарство.

– Я вот тут написал «быстро». – Он показал на верхний уголок рецепта. – Так что приготовят срочно.

Доктор ушёл. А рецепт остался на столе. Витя со страхом на него поглядывал. Как же быстро, когда мама с папой придут с работы вечером? А сейчас только утро. Кто же теперь сходит в аптеку?

– Вот ведь ты какой у нас мальчик, – сказала бабушка несердито. – Другой бы живенько сбегал. Аптека рядом, подать в первое окошечко у двери, и всё.

Витя ничего не сказал. Язык у него прилип к нёбу, руки и ноги… Куда там! Одному в аптеку. И бабушка больше ничего не сказала. Отвернулась к стенке и тяжело дышала. Витя постоял, постоял, потом взял тихонько рецепт и свой двугривенный, который папа ему дал в воскресенье, и вышел.

У первого окошечка в аптеке была очередь.

– Дяденька, вы последний? – спросил Витя. Может, он тихо спросил, а может быть, дяденька такой неразговорчивый попался, только он не ответил. Витя растерялся и не знал, что делать. Наверно, надо было бы ещё раз погромче спросить, но Витя уж не спросил, а так и остался возле этого дяди. А сзади уже подошла какая-то женщина и сказала:

– Отойди, мальчик, в сторонку, не мешайся.

«Я в очереди стою», – надо было бы ответить Вите, но он ещё больше оробел и не ответил. А женщина легонько его оттеснила и встала на его место. За ней уже ещё стояли люди, и впереди было много, а Витя оказался просто так, совсем не в очереди, с зажатым в кулаке рецептом. Что же это такое? Так он и знал, что это очень-очень трудно и ничего он не сможет сделать.

«Я же в очереди стою!» – совсем было собрался крикнуть Витя, но опять не крикнул, а только заплакал.