Весенние ливни

Руки у Юрия становились сильными, по-мужски уверенными. Лёде приятно было чувствовать это, осознавать, что все между ними осталось по-прежнему, хотя и по-разному определились их пути. У нее есть друг! На него можно опереться — и нынче, и завтра. И завтра даже больше, чем сегодня. Их дружба может стать спасением. А что ее нужно спасать, она была убеждена.

Ей захотелось плакать, рассказать, как горько и тяжело бывает на душе. Отец недоволен ею. Мать, боясь не угодить ему, не осмеливается приласкать ее, а если ласкает, то тайно, словно совершает зазорное. Евген — и тот стал замкнутым… Только с Юрием Лёде по-прежнему спокойно. Дружба с ним осталась у нее от прошлого, а оно ведь было несказанно милым, дорогим.

Лёдя спрятала лицо на его груди.

— Прости, Юра, но у меня такое чувство,— пожаловалась она,— будто я лишняя и меня обошли. Наобещали горы, а потом забыли. Я не нужна в институте, не больно нужна и на заводе. Если б не отец, возможно, вообще не держали бы на работе.

Она потерлась щекой о Юрину грудь и всхлипнула.

Видя ее беспомощность, жалея ее, Юрий немного отстранил Лёдю от себя и с закрытыми глазами припал к ее губам.

— Ты не горюй, Лёдечка! Всё будет прекрасно, будет прекрасно…— зашептал он, готовый ради нее в это мгновение на все.— Вспомнишь мое слово, Лёдечка!..

А над ними, сейчас совсем счастливыми, плыл синий вечер, с зарницами, с голубым сиянием над автогородком, с проносящимися машинами на шоссе.

3

В институт Юрий пришел в приподнятом настроении, хотя, проспав, и опоздал на первую лекцию. Он впервые отчетливо почувствовал, что нужен Лёде и та видит в нем своего защитника. А когда человек утверждается в собственных глазах, это очень приятно ему. Да и новость, услышанная Юрием от отчима, была потрясающая.

Сосновский вбежал в столовую и, долго не находя слов, тыкал пальцем в сторону кабинета, где гремел радиоприемник.

— Чудо! — выкрикнул он.— Чудо, Вера! И это сделали мы, а никто другой! Новая эпоха в науке, в технике. Ты можешь представить — в космосе наш посланец!

Юрий сразу тоже не понял, а когда сообразил, подхватился и, не попадая в штанину ногой, стал торопливо одеваться. Подумать только — в недосягаемой вышине мчится спутник и посылает на землю сигналы. Небо, звезды, солнце — все там иное. И, как предполагают, небо — бархатное, черное, солнце — огромное, сияющее, и звезды посылают не рассеянный свет, а прямые, подобные на наконечники стрел, лучи.

У Юрия появилось желание поделиться своим удивлением, восторгом, догадками: энтузиазм отчима передался и ему. Шевельнулась надежда — в институте тоже все пойдет по-новому. Стало даже невтерпеж, что трамвай ползет медленно и, дойдя до закрытого шлагбаума на Долгобродской, остановился и простоял минуты три…

Улыбаясь, Юрий вошел в аудиторию и поспешно положил тетради в столик. Это удалось ему сделать незаметно, и он вконец повеселел.

Аудитория была полна золотистой пыли. Прыгая через столики, гонялись друг за другом двое ребят. Женя Жук, единственная в группе девушка, с мелом в руке что-то объясняла Васину возле доски. Ватага студентов с Севкой Катиным в центре громко хохотала в дальнем углу. Жаркевич сидел на своем месте и, закрыв ладонями уши, с отчаянной решимостью читал учебник. Тимох, наверное, был в коридоре.

«Неужели не знают еще?» — с веселым пренебрежением подумал Юрий, заставляя себя воодушевиться,

В группе чуть ли не с первого дня установились свои товарищеские связи, выявились симпатии. Миловидной, подстриженной под мальчика Жене Жук выпало сидеть за одним столиком с Васиным — рослым, сдержанным парнем, недавно демобилизовавшимся из армии и зачисленным в институт вне конкурса. Васин носил военную форму, волосы у него еще не отросли, и это придавало ему собранный, подтянутый вид. Рядом с ним миниатюрная Женя казалась еще меньше. Над этим навязчиво шутили. Но они подружились, и дружба их сразу приобрела устойчивый характер.

Севка объединил вокруг себя наиболее экспансивных, жаждавших неизведанного, компаний и приключений. Юноша с фантазией, он прельщал ребят выдумками, заманчивыми предложениями, хотя не шибко ценил дружбу с каждым в отдельности. И интересно: последнее обстоятельство больше всего привлекало к нему Юрия и других ребят, делало его верховодом.

Тимох дружил со всеми, отдавая преимущество разве только Васину да Жаркевичу — рабочему как и он. После неприятного объяснения на даче, после стычки из-за кино что-то пошатнулось в его отношениях с Юрием, хотя Тимох по-давешнему не порывал с ним и поддерживал его. И кто знает, может быть, прежде всего потому, что, будучи строителем, нутром уважал Юриного отца — главного архитектора города. Да и хлебнув подростком за войну горя, он не мог не принимать участия в чужих неудачах и бедах. Они напоминали ему свои. А Юрий, несмотря ни на что, казался Тимоху невезучим горемыкой, которого легко обидеть… Отдельно держался только медалист Стрижев — тихий, хилый, в пенсне, что как бы отгораживало его от окружающих.

Юрий оглядел аудиторию и, не имея сил оставаться одному, посчитал за лучшее примкнуть к Севкиной ватаге.