Весенние ливни

Он помог Тимоху одеться, сам завязал ему галстук и потянул за дверь.

— Ты что, не один? — догадался наконец Тимох и неохотно заторопился.— Так бы и сказал!

На противоположной стороне улицы стояла девушка в легком голубом платье, с накинутой на плечи шалью. Когда Юрий с Тимохом показались в подъезде, она подняла руку и помахала, чтобы привлечь их внимание. И по тому, как она это сделала, Тимох вдруг узнал ее.

Это было почти невероятно, и он смутился. Замешался, потому что часто вспоминал нечаянную встречу под соснами. Она приобрела в его глазах какой-то таинственный, необычайный смысл. Будила фантазию, интриговала. Образ убитой горем девушки, лежавшей на земле под дождем, не раз всплывал в памяти. Вот она, испуганно и враждебно наблюдая за ним, с трудом встала на колени, вот привычным движением выжала мокрую и потому каштановую косу, что тут же посветлела. А лицо? Истомленное, по-своему красивое от горя. Мокрое платье прилипало к телу, и от этого девушка выглядела чрезвычайно несчастной и в то же время привлекательной…

Тимох не раз проходил мимо дома, в подъезде которого девушка тогда исчезла, однако так и не встретил ее. И вот на тебе — она, на той стороне улицы, машет рукой и приветливо улыбается.

— Я, Юрий, лучше не пойду,— остановился он.— Мешать только буду…

Но девушка уже приближалась к ним, посматривая на проходившие машины и продолжая улыбаться. Вдруг по лицу у нее пробежала тень не то удивления, не то испуга: она тоже узнала Тимоха. Подошла она уже как-то боком и сразу повернулась лицом к Юрию.

— Знакомьтесь,— предложил тот, не замечая, как изменились Лёдя и Тимох.

Помедлив, Лёдя подала руку и назвала своё имя. Потом, словно что-то сбросив с себя, беззаботно засмеялась, подхватила ребят под руки и потянула к троллейбусной остановке.

— Быстрее, хлопчики, опоздаем! — подогнала она, кивком показывая на приближающийся троллейбус.

А Тимох, никак не попадая в ногу, шел и думал, что сегодняшний вечер будет для него новым испытанием и лучше бы, пожалуй, его не было вовсе.

5

Сдав фуражки на вешалку, они, все же оживленные, прошли в вестибюль. Такое приподнятое настроение обычно овладевает людьми, не очень-то многое видевшими на своем веку и попадающими в необычную обстановку.

Огромные люстры, ковровая дорожка на широкой лестнице, старинные вазы, билетерши в ливреях, празднично одетые люди все это возбуждало. Хотелось, как и все, держаться свободно, без скованности. Но Тимох не мог справиться с собой, не знал, куда девать руки.

К тому же он заметил, что давно не обрезал ногтей, и теперь стеснялся этого, зажимал руки в кулаки. Лёдя же раскраснелась, похорошела. Видя, что на нее посматривают, обрела какую-то гордую, но милую осанку и, точно не замечая Тимоха, обращалась только к Юрию.

— Ты сегодня ужасно красивая,— польстил он ей, остановившись возле лестницы и поддерживая Лёдю за локоть.— Правда, Тима?

— Да… — смешался тот, ничего не придумав больше сказать.

— Он руководит нами,— похвалил его Юрий.— Староста. А в отношении девчат — монах-отшельник.

— Ну? — удивилась Лёдя, но по-прежнему не взглянула на Тимоха и сняла с Юриного пиджака пушинку.

Отсюда сквозь открытые двери был виден буфет — застланные скатертями столики и стойка, за которой в белой накрахмаленной наколке, похожей на корону, хозяйничала блондинка-буфетчица с двойным подбородком.

Стойку осаждали люди. Среди них Юрий увидел Севку. Тот как раз взял бутылку крюшона и передавал ее через головы людей Рае Диминой, одетой в серую отороченную соболем разлетайку. Потом он купил еще что-то и, держа кулек над собой, стал выбираться из толпы.

Юрию захотелось подойти к ним.

— Может, присоединимся? — спросил он.— У меня тоже есть деньги. Кто за?

— Я против,— сказала Лёдя.

— Почему?

Она поправила шаль на плече.

— Не хочется… Не люблю избранных. Ни старых, ни молодых. Особенно сейчас, когда в подвале работаю. Только ты не сердись, пожалуйста…

Ее слова, сказанные неожиданно горячо, понравились Тимоху. Даже обида на то, что она пренебрегает им, начала терять остроту.

— Это правда… Там мы, пожалуй, лишние… — поддержал он, однако опять завяз в своей фразе.— У них что, серьезно? Не знаете?.. Или просто подсыпался?..

— Кто их поймет,— ответила Лёдя.— Пойдемте посмотрим свои места.

Они поднялись по лестнице. Юрий купил у билетерши программу, а перед входом в партер вдруг смущенно испросил:

— Ты, Тима, не обижайся. Я не предупредил… Тебе придется сидеть отдельно. Вышло так, понимаешь…

С ноющей пустотой в груди Тимох нашел по билету место и сел, не зная, как было бы лучше,— остаться, как сейчас, одному или же быть с ними?

Справа от него сидели гладко причесанная пожилая женщина и строгий, тщательно выбритый мужчина. Они удивленно оглядели Тимоха, собираясь что-то сказать ему, но промолчали. Только женщина, которая держалась чинно, напряженно, стала озираться, кого-то искать. Через мгновение лицо ее просветлело, потеряло чопорность, и она толкнула локтем мужчину.

— Вон она,— вполголоса прошептала женщина, придавая своим словам чрезвычайно важное значение.— Видишь, Миша? С Сосновским донька моя…