Весенние ливни

А работы прибывало. Чтобы всесторонне обсудить все, что связано с переходом на сокращенную неделю, созвали научно-техническую конференцию. Димин настоял, чтобы на нее пригласили сотрудников института экономики, работников здравоохранения. Круг вопросов, которые требовали решения, ширился и ширился. Принимали срочные меры, чтобы пресечь текучесть кадров. Проводили общественные смотры охраны труда, техники безопасности, подготовки к работе в зимних условиях. Все это отнимало уйму времени, заставляло задерживаться на работе, Вера нервничала и подозревала бог весть в чем.

Как-то он прошел по всем комнатам, поговорил с дочками и заглянул к Юрию.

Пасынок лежал на диване, курил и читал роман «Человек-амфибия» .

— Неужели нет более серьезных книжек? — неприязненно глядя на Юрия, от порога спросил Сосновский.

— А что?

— Вырос уже. Глотаешь одни приключения — ни уму ни сердцу. Пора и о жизни подумать!.. Где мать?

Плюнув на пальцы и перевернув страничку, Юрий промолчал.

— Она давно ушла?

Он пожал плечами.

— Я у кого спрашиваю?

Презрительно шевельнув бровью, Юрий отложил книгу и понуро сел, будто отгородившись стеной от отчима. Лицо у него потемнело. Обычно его упорства и враждебность увеличивались, когда он чувствовал за собой какую-либо вину. Это был один из испытанных приемов самозащиты. Открыто демонстрируя свою независимость и неприязнь, он загодя давал понять, что всякие наставления, разносы будут напрасными, и как бы сам шел на скандал. Сосновский замечал это не раз и встревожился не на шутку.

— Что-нибудь случилось?.. Да не молчи ты!

— Меня не допускают к зачетной сессии.

— Это по какой причине?

— Я не сдал английский.

— Поздравляю. И что же — мать побежала сдавать за тебя?

Юрий раздавил недокуренную папиросу о пепельницу, стоявшую на стуле, придвинутом к дивану. Чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы, встал, подошел к окну и припал лбом к переплету рамы.

В это время зазвенел звонок. Леночка с Соней бросились открывать дверь.

Вера вошла в комнату с неестественно блестевшими глазами и припухшим от слез лицом. Не раздеваясь, опустилась на диван.

— Какой жуткий позор! — простонала она, откидываясь на спинку.— Лучше бы я провалилась сквозь землю! Боже мой! Унижайся, проси, как милостыню…

— Кого? Зачем? — постепенно доходя до смысла ее слов, все же удивился Сосновский.

— Она машинистка. Из института. Но берется уладить с англичанкой. На худой конец обещает договориться, чтобы та давала Юрику уроки за какую угодно плату. А в общем-то это не касается меня… Лишь бы приняла зачет…

— И ты могла?

— Если бы у тебя был сын, смог бы и ты,— сказала Вера и, держа в опущенной руке шаль, конец которой волочился по полу, пошла раздеваться. Щеки ее подрумянил мороз, но лицо выглядело страшно усталым.

Однако назад она вернулась другой. Лицо у нее — хоть что-то жалкое, беспомощное все же оставалось на нем — пылало гневом.

— Что вы делаете со мной? — перегодив немного, набросилась она на мужа и Юрия.— Кто я вам такая? Один возмущается, что мать может просить за сына. Другой, вообще, ни ухом ни рылом не ведет, будто не для него унижаются… Имейте в виду: встречу Шарупичеву дочку — отобью охоту крутись подолом. Откуда это? Сама не учится и другим не дает. Пускай, если так не может, ищет себе ровню. На заводе найдутся любители!.. — Вера всё повышала и повышала голос, пока не всхлипнула: — А та, моя машинистка, обещала дать ответ завтра утром. Будете говорить сами. Я не могу больше!

Спорить с ней или доказывать что-нибудь сейчас было бесполезно. Это могло привести к дикому скандалу. И, подавив стыд, охвативший его, Сосновский выскочил из комнаты.

2

Машинистка назавтра не пришла. Не зная, что и думать, Вера не находила себе места. Через два дня начиналась зачетная сессия. И если не удастся уладить с английским языком, Юрий почти механически выбудет из института.

Сосновский во многом смахивал на первого мужа — Юркевича. Даже в главном: живя работой, он так же мало обращал внимания на то, что делалось в семье, и целиком полагался на жену. В нем тоже жило убеждение, что дома должен господствовать матриархат: женщины были, есть и будут хранителями семьи… Так назначено самой природой. По злой иронии судьбы они и звали ее одинаково — Веруся. Вера знала это и чувствовала свою ответственность за все: не сделаешь сама, не сделает никто. Поэтому, несмотря на ссору, она вчера за ужином вторично попросила мужа съездить к директору института. Попросила и раскаялась. Швырнув на стол ложечку, которой помешивал чай, Сосновский с шумом отодвинул стул и скрылся в кабинете. Недопитый чай с лимоном Вера понесла ему туда и, поставив на письменный стол, попробовала обнять мужа. Но он резко высвободился н стал перед нею, бледный от негодования.

— Я не сделаю этого больше и запрещаю делать тебе! Слышишь? Не годится, чтобы Юрий так начинал жизнь. Сначала я боялся — несправедливость при приеме озлобит его. Но теперь убежден — все получилось наоборот. Он увидел, что можно обходить законы, и начал фордыбачить. Ты понимаешь, к чему это приведет? Какой из него инженер выйдет?