Вещи, которые я не выбросил

Возможно, дело было в чем-то другом. Возможно, дело было в том же, в чем и обычно. В утраченных воспоминаниях о родных домах. Рецептах, которые никто не успел записать. Блюдах, которые вытеснили из памяти.

Только десерты удостоились арийских документов. Творожные пироги и булочки с маком, которые я позже узнал на фотографиях в какой-то золотой книге еврейской кухни.

И еще карп в водянистом желе. Официально назначенный представитель ушедшей в прошлое традиции. Печальный слепец, заваленный ломтиками морковки. Почему именно он? Получше не нашлось?

У мамы была любимая тетка, о которой она рассказывала разные истории.

Во время оккупации тетка выбралась святить пищу. В тщательно подделанной корзинке лежали сахарный барашек и круг колбасы. Замечательная корзинка – убедительнее свидетельства о крещении. И вот на лестнице тетка попалась на глаза бдительной соседке.

– Это еще что? Яйца порезали?

– А моя мамуля яйца всегда резала! – Тетка сохранила хладнокровие и жизнь.

И мама шаг за шагом восполняла пробелы. Научилась готовить всё. Кроме хвороста и заливного из карпа.

Поскольку знания не передались ей из уст в уста, она верила печатному слову. Собрала библиотеку поваренных книг (из которых ценила лишь несколько). Хранила черные папки с вырезками. Скоросшиватели со страницами из старых газет. Архив бумажек и тетрадей.

Она не жалела оливкового масла. Перетапливала сливочное. Перетирала помидоры. Добавляла в салат чеснок. Покупала каменную соль из Клодавы и атаковала рис желтым карри – задолго до того, как в городе появился первый последователь «Харе Кришна».

Повсюду – в школах, детских садах, на предприятиях, в кафе, ресторанах и столовых – подавали белый хлюпающий клейстер. Рис моей мамы имел насыщенный желтый цвет. Почти оранжевый. Сиял, как противотуманная фара.

На обложке подпрыгивают пухлые пызы в народных костюмах.

Это был их первый праздник – через полгода после свадьбы. Довольно патриархальный подарок. Буквы непривычно мелкие, округлые и скромные. Со временем почерк отца стал порывистым и нетерпеливым.

ИОАННЕ, ПОСЛЕ ПЕРВОЙ ЗВЕЗДЫ, 1969

Отец был не слишком многословен, зато нарисовал контур звезды с пятью идеально ровными лучами… Твердой рукой провел неотрывную линию и в конце с безукоризненной точностью ее замкнул.

Да-да, знаю. Теперь все говорят «Рождество Христово». В последующие годы я открыл существование католиков. Они-то и были правообладателями этого праздника. Очевидно, мы праздновали Рождество абсолютно нелегально.

К счастью, у нас были они. Опекуны. Приемная семья. Наши наставники отличались мудростью, толерантностью, скептицизмом, сдержанностью и лояльностью.

Никто не знает, как их звали по-настоящему. В старом «Пшекруе» такое было бы само собой разумеющимся. Краковский еженедельник кишел таинственными авторами и раздвоенными личностями. Но времена словесных игр прошли.

В «Ты и Я» царил деловой настрой. Авторы выступали под собственными фамилиями. Они были из крови и плоти. Ходили по Варшаве. За единственным исключением.

С трудом верилось в существование Марии Лемнис и Хенрика Витри. Тем более что в энциклопедии упоминался лишь Филипп де Витри, композитор и теоретик музыки, живший в четырнадцатом веке.

Мама утверждала, что под псевдонимами супружеской пары скрываются два мужика. Я ей верил, что наделяло дополнительным смыслом любовную историю, описанную во вступлении к их первой книжке 1959 года:

Итак, все началось с яичницы и картошки. Мы познакомились, когда я уже умела готовить превосходные салаты, а Хенрик – несравненные бифштексы. Вскоре мы обручились. Вместе приготовили на нашу свадьбу «холодный буфет» (рецепт вы найдете в разделе «Гости»).

Фиолетовый фон. Рамка в форме яйца, перевязанного лентой. Следующие абзацы, отделенные маленькими гравюрами с изображением кур. Позже этот разворот показывали как одно из величайших достижений дизайнерского мастерства. Мама без зазрения совести вырвала его из журнала «Ты и Я».

Теперь бумага стала коричневой и покрылась узором из маленьких точек и пятен. Края обтрепались. В местах сгиба текст прочитать невозможно. И еще она дорисовала каемку.

Этот клочок был ее приданым. Приданым, которое она сама себе вырезала. Этот клочок – конституция нашего дома, декларация независимости и учредительный акт.

Мама всегда боялась, что рецепты из «Ты и Я» могут обветшать. Она использовала все известные техники копирования, чтобы их сохранить. Сделала ксерокопии, когда появились ксероксы. Сделала цветные копии, когда в Варшаву завезли цветные ксероксы «Минольта». Сделала сканы, как только купила сканер.