Вещие сестрички

Смерть медленно повернулся и уставился на сотни наблюдающих глаз.

Даже под заклятием правды Томджон живо опознал коллегу в беде и бросился на выручку.

– …бессильны… – незаметно прошипел он сквозь зубы.

Смерть послал ему полубезумную улыбку новичка.

– ЧЕГО? – переспросил он шепотом, походящим на удар небольшого свинцового молота по наковальне.

– …бессильны двери и… – ободряюще подсказал Томджон.

– ПРОТИВ КОГО БЕССИЛьНЫ ДВЕРИ… И… – в отчаянии повторил Смерть, читая по губам.

– …запоры!

– ЗАПОРЫ.

– Нет, не могу я это сделать! – взвыл Притчуд. – Меня увидят! Вон, смотри, там в коридоре кто-то наблюдает!

– Нет никого!

– Я чую взгляд!

– Дурак трусливый! Мне, что ли, самой его убить? Уже занес он ногу над ступенькой!

Лицо Притчуда исказили страх и неуверенность. Он замахнулся.

– Нет!

Крик прилетел из зрительного зала. Герцог привстал на троне, кусая истерзанные костяшки, затем кинулся вперед мимо потрясенных людей.

– Нет! Я этого не делал! Все не так было! Ты не должен говорить, что это было так! Тебя там не было! – Оглядел повернутые к нему лица и обмяк. – И меня там не было. – Флем захихикал. – Я как раз спал. Очень хорошо это помню. Кровь была на стекле, на полу, я не мог ее смыть, но это несущественные детали для расследования. Я не могу позволить обсуждение вопросов национальной безопасности. Это был просто сон, и, когда завтра я проснусь, он будет жив. Завтра этого всего не станет, потому что ничего и не произошло. Завтра можно будет сказать: я не знал. Завтра можно сказать: я не помню. Сколько шума он наделал при падении! Так грохнулся, что мертвых чуть не перебудил… кто бы мог подумать, что в нем столько крови? – К этому моменту он поднялся на сцену и ярко улыбнулся собравшейся компании. – Надеюсь, мы все выяснили. Ха. Ха.

В повисшей тишине Томджон открыл было рот сказать что-то подходящее, утешительное, но обнаружил, что сказать-то нечего.

Внезапно другая личность овладела его телом, губами и произнесла:

– Ах ты ублюдок, моим собственным кинжалом! Я знал, что это ты! Видел, как ты стоял наверху лестницы и сосал большой палец! Прикончил бы тебя на месте, да неохота целую вечность слушать твое нытье. Я, Веренс, бывший король…

– Что тут за дача свидетельских показаний? – спросила герцогиня, что стояла перед сценой в сопровождении полудюжины стражников. – Это просто клевета, – добавила она. – И измена в придачу. Бредни сумасшедших актеров.

– Я чертов король Ланкра! – закричал Томджон.

– Что делает тебя жертвой, – спокойно уточнила герцогиня. – А жертва не может говорить за обвинение. Это против правил.

Тело Томджона повернулось к Смерти.

– Ты ведь там был! Ты все видел!

– ПОДОЗРЕВАЮ, МЕНЯ СОЧТУТ НЕПОДХОДЯЩИМ СВИДЕТЕЛЕМ.

– Таким образом, доказательств нет, а нет доказательств – нет и преступления, – провозгласила герцогиня и махнула солдатам. – Вот тебе и все твои эксперименты, – сказала она мужу. – Мой подход надежнее. – Оглядела сцену и отыскала ведьм. – Арестуйте их.

– Нет, – произнес шут, выходя из кулис.

– Что ты сказал?

– Я все видел, – просто ответил шут. – Я был в Большом зале той ночью. Вы убили короля, милорд.

– Нет! – заорал герцог. – Тебя там не было! Я тебя там не видел! Я приказываю тебе не быть там!

– Что-то раньше ты такого не говорил, – заметила леди Флем.

– Да, миледи. Но должен сказать это сейчас.

Герцог сосредоточил на слуге безумный взгляд.

– Ты поклялся хранить мне верность до самой смерти, – прошипел Флем.

– Да, господин. Простите.

– Так умри.

Герцог выхватил кинжал из безвольных пальцев Притчуда, кинулся вперед и погрузил клинок в сердце шута по самую рукоятку. Маграт закричала.

Шут зашатался.

– Хвала богам, все кончено, – сказал он. Маграт пробилась сквозь актеров и прижала его к тому, что из милосердия можно назвать грудью. До шута вдруг дошло, что он ни разу в жизни не видел женскую грудь так близко, по крайней мере с младенчества. Было крайне жестоко со стороны судьбы оттянуть подобный опыт до самого смертного часа.

Шут мягко отвел руку Маграт, стянул ненавистный рогатый колпак и зашвырнул подальше. «Мне больше не надо оставаться шутом, – понял он, – помнить о клятвах и всем прочем». Этот факт вкупе с наличием рядом груди делал смерть вполне сносной штукой.

– Это не я, – заявил герцог.

«Забавно, – подумал шут, – мне даже не больно. С другой стороны, какой толк чувствовать боль, если уже умер?»

– Вы все видели, я этого не делал, – повторил герцог.

Смерть озадаченно глянул на шута, затем нырнул в недра своего балахона и выудил песочные часы с колокольчиками. Встряхнул их, и они тренькнули.

– Я не отдавал распоряжений так сделать, – спокойно сообщил герцог. Его голос доносился издалека, где, видимо, находился его разум. Собравшиеся безмолвно смотрели на Флема. Невозможно ненавидеть подобного человека, с ним просто стыдно находиться рядом. Даже шуту стало неловко, а он-то уже умер.

Смерть постучал по часам и прищурился, будто они показывали неправильное время.