Четверо рабов заносили в дом тяжелые кадки с водою, Твор и проскочил за ними, никто и не спросил зачем да куда, – не рабское это дело спрашивать, на то у ворот страж имеется, мосластый парняга с дубиною, мимо которого да мимо псов вошь и та не проскочит, не говоря уж о каком-то там отроке. Ну, а раз здесь он, значит – пропущен, значит – зван, значит – так и должно быть.
Неслышно скользнув вместе с рабами в полутьму дома, Твор притаился за кадками. Хорошее было место, удобное – и темно, и от очага тепло, и все, что вокруг делается, видно. А дела в волхвовской избе творились странные. Полностью лишенная одежды Радослава возлежала на широком ложе, составленном из трех скамеек, накрытых тяжелой ромейской тканью. Левой рукою девушка опиралась на подложенную под голову кошму, в правой держала серебряный кубок, из которого время от времени отпивала и как-то неестественно смеялась. Твор невольно залюбовался сестрой – какая она все-таки красивая! Длинные стройные ноги, узкая талия, живот – плоский, как точильный камень, грудь… не большая, но и не маленькая… Творимир неожиданно покраснел, почувствовав, как нахлынуло вожделение – это к собственной-то сестрице, невесте Рода! Отрок быстро перевел взгляд на жрецов – те сидели за столом, что-то пили и откровенно таращились на девчонку, свистящим шепотом отпуская скабрезные шутки. Радослава-то их не слышала – судя по пустым глазам и дурацкому смеху, она, похоже, уже парила в каком-то своем мире, – а вот Твору все было слышно прекрасно, и услышанное вовсе не прибавляло уважения к волхвам, а сестрицу почему-то становилось жалко.
– Ишь, красивая девка, – отхлебнув прямо из корца бражки, усмехнулся толстомясый Кувор. – Такую можно с хотеньем попользовать, а, брате Чернобог?
– Уймись покуда! – грозно прикрикнул на него Чернобог. – После меня отпробуете, как и с прочими было. А сейчас не время еще, вон, девка-то не доспела. – Повернувшись к девушке он умильно улыбнулся: – Пей, пей, дева!
– Пью, – засмеялась Радослава. – Питье у тебя, волхв, уж больно пьяное.
– Так ведь ничего не жаль для невестушки!
Волхвы противно загоготали, а возлежащая на ложе девушка томно смежила веки.
– Эвон, девка-то, – старый волхв Колимог ткнул в бок Кувора, – как бы не заснула!
– Заснет – разбудим, – захохотал тот. – Верно, брат Чернобог? А ведь такую красу можно было бив наложницах оставить, а?
– Не стала б она наложницей, – скривился Чернобог. – Горда больно. Что ж, тогда пусть подыхает лютой смертию да думает, будто станет невестою Рода. Так он ее и ждет, дурищу!
Жрецы снова расхохотались.
«Что они говорят такое?! – с ужасом подумал Твор. – „Лютая смерть“, „дурища“, „горда больно“… Это ведь они про сестрицу! Опоили уже чем-то… А та-то и впрямь поверила… Ой, не зря хмурилась матушка Хотобуда, не радовалась, а мы-то, дурни… Спасать надо сестрицу, спасать!»
Решив так, отрок еще более затаился и, почти не дыша, слушал. Впрочем, волхвы уже больше не говорили – действовали. Первым начал Чернобог. Поднявшись из-за стола, он скинул портки, подбежал к ложу, погладил лежащую Радославу по животу и, издав звериное рыканье, навалился на нее, задергался, оглаживая заскорузлыми ладонями податливое девичье тело.
– Умм! – дергаясь, рычал Чернобог, потом отвалился в сторону, уступая место передравшимся между собой жрецам.
– Я сначала, я! – брызгая слюной, кричал Колимог. – Я ведь старше!
– Ах, ты так, старая колода? – Толстый Кувор с неожиданным проворством схватил лежащий на лавке посох и изо всех сил звезданул старика по хребту. Тот взвыл и выхватил из-за пояса нож.
– Уймитесь вы! – Чернобог наконец поднялся с ложа. – Чай, на всех хватит невестушки. – Он глухо захохотал, пошел в угол – Твор распластался по полу и прикинулся тенью, – помочился в кадушку и, довольный, возвратился к ложу. – А ну, подвиньтесь, братие! Да переверните-ка ее на живот. Во-от…
Радослава никак не реагировала на все, что с ней делали, лишь легонько стонала. А вот Твор… он стал серым от ужаса.
– Похотливые твари, – с ненавистью шептал он. – За что вы ее так? За что? – Из ярко-голубых глаз отрока катились крупные злые слезы. Творимир уже примерился схватить лежащий на столе нож да броситься на похотливцев… Однако сдержался. Так он сестре не поможет. Все равно убьют. Принесут в жертву… Тоже мне – «невестушка Рода». Что же, однако, делать? Что делать? Пожаловаться вождю, старому Житонегу? Так ведь Радослава объявлена невестою Рода – и все, что сейчас делали с ней жрецы, может, так и должно оно быть? И все равно – гнусно… Да и не станет Житонег ссориться с могущественным волхвом из-за какой-то там девки. Мало ли в роду дев?
– Ну, все, братие! – вдоволь натешившись, решительно заявил Чернобог. – Кликните бабок, пусть вымоют девку да готовят к ночи.
Кто-то – кажется, Колимог – проворно подскочил к двери.
– Эй, Чернозема, Доможира, Хватида!
Волхвицы уже толпились в сенях, словно давно дожидались зова. Быстро, без суеты, вошли в горницу, подхватили под руки спящую, глупо улыбающуюся Радославу и понесли через сени в другую избу.