– Куда как больше, – с улыбкой подтвердил Никифор. – Только зря ты все время думаешь о вреде, Дивьян. Думай о пользе, которую ты приносишь нам и всему делу великого киевского и новгородского князя.
– Князь далеко, – мрачно заметил юноша. – А здесь, в лесах, творятся такие дела, что и говорить не хочется. Совсем распоясался Келагаст. Сын его привел в дом десять наложниц из куневичских дев. И еще столько же хочет! Да и староста, говорят, не отстает от сына.
– Ты же сам принес весть о том, что князь Хельги собирается навестить с дружиной наши места, – осторожно произнес настоятель. – Знай, Дивьян, если бы ты не сообщал мне обо всем, что происходит в лесах да в Ладоге, Келагаст вошел бы в еще большую силу. Так что помни, ты делаешь нужное дело. Как Ладислава?
– Давно не был в ее усадьбе. – Дивьян улыбнулся. – Вот на днях собираюсь. Самому интересно, чего там нового, в Ладоге? Лада ведь все новости знает.
– Хорошая девушка.
– Еще бы! Сестрица моя названая. Жаль, первенец ее осенью сгорел в лихоманке, так я бы был уже дядькой.
– Да, жаль, – согласно кивнул Никифор и утешил: – Смерть младенцев, к сожалению, обычное дело. Она так и не присмотрела себе мужа?
Дивьян вдруг засмеялся:
– Не присмотрела. И не присмотрит, друже! Будто сам не знаешь, кого она любит?
Ничего не ответил Никифор, лишь молча кивнул. Потом поднял глаза, спросил:
– Пойдешь к ней, скажи; пусть будет поосторожней. Ходят слухи, неизвестные воины разграбили на Воложбе-реке караван булгарских гостей.
– И я о том слышал. – Юноша сверкнул глазами. – Думаю даже – не Келагастовы ли то были люди?
– Вряд ли, – покачал головой монах. – Не такие уж и длинные руки у Келагаста.
– Однако власть он себе забрал немалую. И еще заберет, если не остановить. Людей примучивает почем зря, хуже самых лютых колбегов. Говорят, объявил себя главным жрецом и теперь приносит в жертву людей. Все для того, чтоб боялись. – Дивьян сплюнул. – Да не все бояться-то. На Пашозере такой отпор ему дали, едва ноги унес! Значит, не перевелись еще воины в наших лесах.
– Не перевелись. – Никифор сдержал улыбку. Если б Дивьян только знал, скольких трудов стоило уговорить пашозерцев напасть на Келагастово войско первыми, когда те не ждали. Не раз и не два хаживал тогда Никифор на Пашозеро, разговаривал со старейшинами, советовал. И советы его дали плоды! Почти все Шугозерье захватил уже наволоцкий староста, а вот на Пашозере застрял, обломился.
– Как Келагаст? – поинтересовался монах. – Не трогает еще тебя?
– Да пока не трогает. – Юноша махнул рукой. – Все хочет женить на одной из своих девок – толстой Хараге. Тогда б шугозерские земли его по закону были. Впрочем, не так часто я с Келагастом встречаюсь. Вообще не захожу в Наволок, так, на охоте только.
– Зря не заходишь, – неожиданно жестко произнес Никифор. – От того большая бы польза была. Знаю, опасно. Келагаст хитер и коварен.
– Не так он, как Ажлак-старец. Откуда он и взялся, неведомо. Говорят, раньше на Пирозере жил. Из тех краев.
– Что за старец такой? – заинтересовался монах.
– А, – отмахнулся юноша. – Я его и видал-то всего один раз. Так, больше с чужих слов знаю.
– Ажлак ведь по-вашему «жадный»?
– Ну да, жаден старик и скуп, как не знаю кто. На вид противный такой, мерзкий, сам лыс, бороденка пегая, реденькая, нос крючком, а глаза так и бегают. Низенький, худой, да сильный. Руки большие, словно оглобли, говорят, запросто людей ими душит. Может, и врут, сам-то я ничего такого не видел.
– Ажлак, значит…
– Ну да. Келагаст его приваживает, не знаю почему…
– Вот и узнай, – попросил Никифор.
Дивьян улыбнулся, поправил висевший за спиной охотничий лук, поднялся на ноги.
– Ну, пойду ж, пожалуй.
Простившись с монахом, Дивьян исчез в зарослях. Тихо, ни один листик не шелохнулся, оно и понятно – охотник.