Вещная жизнь. Материальность позднего социализма

В антропологических исследованиях постсоветских обществ считается трюизмом тезис о том, что наблюдаемый в России после 1991 года бум популярности рекомендаций по самолечению и саморазвитию обусловлен неолиберальной экономикой и сворачиванием советских программ и структур социального обеспечения. Например, в книге о психотерапевтических сообществах и институтах в постсоветском Петербурге Томас Матца пишет, что насаждаемые ими технологии развития личности неотделимы от неолиберальной государственности, на которую российское правительство взяло курс после распада СССР и конечной целью которой является «автономизация общества» (граждане как «самоуправляемые машины»)[387]. Мишель Ривкин-Фиш, написавшая работу о постсоветском здравоохранении, и Суви Салменниеми, проанализировавшая литературу по самолечению, пришли к схожим выводам о том, что именно постсоветская неолиберальная система породила социальную отчужденность, в результате чего вырос спрос на литературу жанра «помоги себе сам»[388]. Однако настойчивые утверждения Дикуля, что тяжелые физические недуги можно (а порой приходится) преодолевать исключительно собственными силами, свидетельствуют о том, что некоторая «автономизация общества» присутствовала и в советскую эпоху[389]. Такая форма культурного воображения подразумевала, что тело советского человека автономно: оно черпает силу и здоровье из «внутренних ресурсов», а не из коллектива, а раскрыть эти ресурсы ему помогает железо. Отчасти такой взгляд на тело отражал ситуацию с лечением заболеваний и физических недостатков в Советском Союзе, нередко сопряженным с социальной изоляцией и отчуждением[390]. Разработанная Дикулем конструкция, изначально намеренно рассчитанная на самостоятельное использование в домашних условиях, без доступа к какому-либо медицинскому оборудованию, воплощала именно такой опыт, пережитый самим Дикулем. Но даже Илизаров, оставшийся в рамках официальной медицины, настаивал, что воля к выздоровлению должна всецело исходить от пациента. Беседуя с Борисом Нуваховым, работавшим над его биографией, Илизаров вспоминал случаи, когда отказывался лечить впавших в депрессию и апатию пациентов, пока в них не оживала вера в способность тела исцеляться. По словам Илизарова, такой отказ был не прихотью и не проявлением жестокости, а необходимостью, потому что «операция ‹…› не принесла бы желаемого результата», пока пациент не станет «активно бороться за нормальную здоровую жизнь»[391].

Два выдающихся деятеля постсталинской эпохи были далеко не единственными, кто придерживался подобного индивидуалистического взгляда на тело и заложенные в нем безграничные возможности физического восстановления и развития. Он прослеживается и в других исторических явлениях, включая советский вариант культуризма, известный на протяжении большей части советской эпохи как атлетическая гимнастика.

В «серой зоне» советского спорта

Специалисты по истории культуризма в СССР – в большинстве сами принадлежавшие к сообществу культуристов – относят его зарождение к началу 1960‐х годов[392]. Именно тогда, в разгар хрущевской оттепели, когда правительство провозгласило возвращение к ленинскому гуманизму, советская культура переосмыслила эстетику человеческого тела и начала подчеркивать его индивидуальные, интимные черты[393]. На фоне оттепельной децентрализации общественной жизни советские любители спорта и открыли для себя культуризм. В 1955 году Бен Вейдер, сооснователь Международной федерации бодибилдинга и фитнеса и одна из ключевых фигур в истории культуризма, посетил СССР, где пытался пропагандировать культуризм, но советское руководство, как ему показалось, не проявило особого интереса[394]. Несмотря на неудачу, заявления западных приверженцев культуризма о способности «железа» формировать эстетически безупречное человеческое тело не ускользнули от внимания отдельных чиновников, ответственных за развитие советского спорта. С 1962 года некоторые из них, сотрудники Центрального научно-исследовательского института физической культуры в Москве, начали публиковать статьи и пособия, посвященные развитию мускулатуры ради того, чтобы приблизиться к эталону человеческого тела[395]. К концу 1960‐х годов вышли первые пособия об «атлетизме» и «атлетической гимнастике», как советские теоретики спорта называли культуризм. Одно из них – «Атлетизм» Георгия Тэнно и Юрия Сорокина – фактически стала классическим руководством советских культуристов[396]. Рупором советского культуризма стал журнал «Спортивная жизнь России», в котором Тэнно вел постоянную рубрику об «атлетизме» с 1962 года. Несмотря на официальную критику, которой периодически подвергался журнал, он продолжал публиковать рекомендации и упражнения, направленные на совершенствование тела с помощью «железа», в течение последних тридцати лет существования Советского Союза[397].