Читаем Весна Средневековья полностью

Относительной новостью является другое. Один из самых условных современных режиссеров все более озабочен сюжетным правдоподобием. Безоглядный антипсихологизм, кажется, выходит из употребления. Чем фантасмагоричней наворот событий, тем рациональнее делаются мотивировки. Совершеннейшая абстракция, каковой является любая haute couture, составлена в «Живой плоти» из самых конкретных прозаических деталей. Плоть здесь и впрямь живая, с адресом, с пропиской. Герой имеет историю, тщательно обдуманную, то исключительную, то, наоборот, заземленную, и она столь же тщательно сопряжена с зигзагообразной историей родины.

Сын проститутки, «простой паренек» по имени Виктор, появился на свет в 1970 году, в самые мрачные для новейшей Испании времена гонений на все свободы. Рожденные в года глухие пути не помнят своего: собственно вся эволюция победоносного Виктора через любовь — кровь — морковь, через страсти в клочки, невольное преступление и незаслуженное наказание и есть мытарство культурного героя, обретение пути гулящей, незнамо кому отдававшейся Родиной и ее блудным незадачливым сыном. После двух третей пройденных испытаний, как и положено, наступает кульминация. Это, разумеется, Библия и приют для больных СПИДом детей, в котором Виктор работает волонтером. В конце — развязка: награда, собственное счастье, в муках обретенные жена и ребенок. Все это святочное, выспреннее, безнадежно сентиментальное зрелище совершенно не выглядит ни выспренним, ни сентиментальным.

И дело не только в эстетике. Не только в том, что матерый постмодернист весь океан своих слез выжимает через смех: этот старый фокус был бы достоин уважения, но не разбора.

Дело в том, что среди собираемого Альмодоваром родимого мусора есть множество сомнительных и несомненных чудес: и затверженное, почти обессмысленное слово Божие, и показное — непоказное милосердие, и простецкая буржуазная мораль — все в конце концов стало национальным достоянием, как рекламный щит на улице, как тицианова «Даная» из Прадо — в качестве нетленной картины или обойной, неважно. Все объединено Испанией. Вовсе не подиумный блеск, не парадоксы, не эпатаж, не экстравагантность, а ощущение провинции как пупа земли и своей истории как мистерии — основная черта сегодняшнего Альмодовара.


Ее можно назвать традиционно испанской или, скажем, каталонской. Мадрид XVI–XVII веков, как и Барселона начала XX, — такие странные конгломераты провинции и столицы. Ее можно, напротив, счесть остро современной, панъевропейской и кинематографической. Все крупнейшие режиссеры последних десятилетий не стесняются, а настаивают на своей провинциальности: и Фасбиндер, и Джармен, и Кеслевский, и даже Гринуэй, у которого, впрочем, своя столица — Рим. Но и Гринуэй, не говоря об остальных, находится в естественной оппозиции к общепринятой метрополии — к Голливуду. Россия, которая, подобно Испании, на свою провинциальную столичность была всегда счастливо обречена, опять избегает наследства, дарованного судьбой. Русские режиссеры, малобюджетные, многобюджетные, всякие, дружно раздавленные Тарантино, грезят об одном далеком Лос — Анджелесе. И это в отечественной традиции: тоска по чужому, по заморскому принцу, по неохватному и небывалому, Москва — Третий Рим как страх перед собственным великим предназначением. Пожалуй, один Никита Михалков со своей водкой — шубой — балалайкой — худо, бедно, пронзительно фальшиво, как умеет, — вписывается в общеевропейскую историю.

Жан Огюст Доминик Энгр. «Смерть Леонардо да Винни»

Незамерзающий ручей

Здесь происходит очищение души от скверны, как поездка за город, в природу.

После гаденького, злобненького репортажа по ТВ о выставке С. Андрияки живые картины художника поразили. Свет, солнечные лучи, туман, запахи родного Подмосковья, цветы и все — все рождают в душе почти восторг.

Вы гениальны!!!

Все круто!

Очень! Очень! Очень! Красиво, живо, ярко, как наяву. Просто смотрела бы и смотрела. Черемуха просто благоухает — стояла и чувствовала.

Хочу с Вами познакомиться.

Из книги отзывов на выставку «Волшебство акварели» заслуженного художника России С. Н. Андрияки

Классно! Так освежает (особенно после Сурикова)!

Народное искусство

Перейти на страницу:

Похожие книги

Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка личности и творчества
Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка личности и творчества

Полное собрание сочинений: В 4 т. Т. 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка личности и творчества / Составление, примечания и комментарии А. Ф. Малышевского. — Калуга: Издательский педагогический центр «Гриф», 2006. — 656 с.Издание полного собрания трудов, писем и биографических материалов И. В. Киреевского и П. В. Киреевского предпринимается впервые.Иван Васильевич Киреевский (22 марта/3 апреля 1806 — 11/23 июня 1856) и Петр Васильевич Киреевский (11/23 февраля 1808 — 25 октября/6 ноября 1856) — выдающиеся русские мыслители, положившие начало самобытной отечественной философии, основанной на живой православной вере и опыте восточнохристианской аскетики.В четвертый том входят материалы к биографиям И. В. Киреевского и П. В. Киреевского, работы, оценивающие их личность и творчество.Все тексты приведены в соответствие с нормами современного литературного языка при сохранении их авторской стилистики.Адресуется самому широкому кругу читателей, интересующихся историей отечественной духовной культуры.Составление, примечания и комментарии А. Ф. МалышевскогоИздано при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям в рамках Федеральной целевой программы «Культура России»Note: для воспроизведения выделения размером шрифта в файле использованы стили.

В. В. Розанов , В. Н. Лясковский , Г. М. Князев , Д. И. Писарев , М. О. Гершензон

Биографии и Мемуары / Критика / Документальное