Читаем Весна Средневековья полностью

В этом диалектика Ю. М. Лужкова. Очевидно, что описанные исторические пары восходят к главному мэру всех времен и народов Периклу и к главному же творцу — Фидию. Столь же очевидно, кто именно работает Фидием в сегодняшнем московском полисе. И это не Андрияка. Но излишняя очевидность все время вуалируется: Перикл Михалыч то и дело крякает на алчного своего Зураба, впрочем, деликатно тушуясь перед волшебной силой искусства, — тому, кого карает явно, он втайне милости творит. Вслед за очередной проработкой следует очередной же заказ, власть при этом спасительно дистанцируется от плодовитого ваятеля. Дистанция необходима. Дело не в том, что поставляемая З. К. Фидием роскошь есть ужасающее непотребство, — так Лужков очевидно не считает. Дело в том, что сама роскошь должна быть чужда народной мэрии. Не месяц под косой блестит, а кепка на лысине. И это неизбывно при любом строе. Заветный толчок, к которому посторонним доступ воспрещен, можно сложить хоть из изумрудов, это святое, но память о дачном сортире — скворешнике всегда окрыляет властное чело. Так настает черед Андрияки.

Простая и доступная, кепка на выходные выезжает «за город, в природу» и окучивает свой скромный участок: газон перед окнами, три куста за домом. А в поле рожь, и вдалеке гонят стадо. Там серебро дождя, там незамерзающий ручей. Там уголок старой Москвы и церковь Малого Вознесения. Жена собрала букет полевых цветов; пахнет черемухой и домашними пирогами. Кто приезжает, кто отбудет, а мэр выходит на крыльцо, об ужине он позабудет, а теплый ветер долго будет ласкать открытое лицо.


Жан Франсуа де Труа. «Завтрак с устрицами»

Дух мелочей прелестных и воздушных смешался с рыбным

На этой неделе «Московский Дом фотографии» Ольги Свибловой при поддержке концерна «Нефтяной» презентовал «начало фотографической весны в Москве» экспозицией Барона де Мейера, развернутой в «Театро». И предыдущие «фотографические весны», и другие многочисленные проекты Свибловой отличались редкой по нынешним временам осмысленностью — чем хороша и новая экспозиция, начиная прямо с ее идеи: выставить одного из самых изысканных фотохудожников начала века не в музее, а в дорогом столичном ресторане.


Барон де Мейер, получивший свой титул после тридцати лет и писавший его как имя собственное, с большой буквы, был самым высокооплачиваемым фотографом «Vogue» десятых годов и «Harper’s Bazaar» — двадцатых. Родившись в 1868 году, он умер после Второй мировой войны в глубокой старости и малой известности, хотя на протяжении нескольких десятков лет слыл бесспорным законодателем мод и как фотограф, и как эссеист. В некрологе, опубликованном «Лос — Анджелес Таймс», его фотографическая деятельность не была упомянута вовсе, что даже и удивительно: с Бароном де Мейером связан эффект заднего освещения, благодаря которому герои окружаются распыленным сиянием — из — за кулис, как из алтаря.

Эта перепутанность мистического и эротического — водоворотом мы схвачены последних ласк, вот он, от века назначенный, наш путь в Дамаск, — остро волновавшая в десятые годы и все глуше в тридцатые, миру, пережившему самую страшную в истории человечества войну, казалась одной только ветошью, пропахшей нафталином.

С 1960‑х годов начинается новое триумфальное шествие сецессии. Первая колом, вторая соколом, остальные мелкими пташечками. Гении возвращались с видимым усилием, все подряд — с нераздумывающей легкостью. Тоска по роковому и гривуазному модерну, бывшая уделом одних избранных, очень быстро стала достоянием кинематографа и подиума, а значит, ширнармасс. Старика Хэма сменил Есенин с трубкой, а потом и Бердслей — избранные почувствовали себя обманутыми. На этом, собственно, строится вся эволюция моды в XX веке. Так называемый «хороший вкус» весьма снисходителен к «низкому», но абсолютно нетерпим к «среднему». Не ровен час, вас поймут неправильно. Аллой Пугачевой или фильмом Астрахана можно восхищаться без всякой опаски, это легкий хлеб; объявить о своем пристрастии к Никитиным или к Эльдару Рязанову это подвиг, на который осмеливаются лишь самые отчаянные. Ужас перед «средним» распространяется и на классику.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка личности и творчества
Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка личности и творчества

Полное собрание сочинений: В 4 т. Т. 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка личности и творчества / Составление, примечания и комментарии А. Ф. Малышевского. — Калуга: Издательский педагогический центр «Гриф», 2006. — 656 с.Издание полного собрания трудов, писем и биографических материалов И. В. Киреевского и П. В. Киреевского предпринимается впервые.Иван Васильевич Киреевский (22 марта/3 апреля 1806 — 11/23 июня 1856) и Петр Васильевич Киреевский (11/23 февраля 1808 — 25 октября/6 ноября 1856) — выдающиеся русские мыслители, положившие начало самобытной отечественной философии, основанной на живой православной вере и опыте восточнохристианской аскетики.В четвертый том входят материалы к биографиям И. В. Киреевского и П. В. Киреевского, работы, оценивающие их личность и творчество.Все тексты приведены в соответствие с нормами современного литературного языка при сохранении их авторской стилистики.Адресуется самому широкому кругу читателей, интересующихся историей отечественной духовной культуры.Составление, примечания и комментарии А. Ф. МалышевскогоИздано при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям в рамках Федеральной целевой программы «Культура России»Note: для воспроизведения выделения размером шрифта в файле использованы стили.

В. В. Розанов , В. Н. Лясковский , Г. М. Князев , Д. И. Писарев , М. О. Гершензон

Биографии и Мемуары / Критика / Документальное