Весна священная

что странствовали века, у подножия поросших кустарником склонов, лежали на вершинах тяжелые тучи, и тогда почуяли люди, как в предвестии весны бьется в их жилах кровь, услышали веление предков и принесли на плечах Старейшего- Мудрейшего, такого высохшего и древнего, что, когда говорил, казалось, будто это кости его стучат; знали люди, что надлежит им совершить обряд—кровью девы омыть землю, и возрыдали, и принесли в жертву Деву-избранницу, и вопили, скорбя о ней, раздирая свои одежды, и вплетались вопли в мелодию танца Плодородия, ибо этой кровавой ценой заплатили они за то, чтобы зазеленели побеги, зашумели колосья. Горько плакали люди... и мне тоже хочется плакать, пассажиры просыпаются, выходят из купе, сонные, растрепанные, мне хочется плакать, ведь я знаю, что эти горы — последняя преграда, граница, шлагбаум (еще один тоннель, последний, длинный черный колодец, прорытый в подножии горы, а горы с каждым километром становятся все выше и выше) между мною и им, я склонюсь к его изголовью, этот человек измучил меня, предал, я не могу простить ему его безумное бегство, его скрытность, но его боль, глубину и силу которой я еще не умею измерить, потрясает меня, потрясает до самого дна души, и мне хочется сказать ему те слова, что он читал мне когда-то из книги в темной обложке — «цвета ночи», говорил он,— которая всегда лежала на его рабочем столе: х Стремительней оленя, Где скрылся ты, единственно Желанный? И нет мне утоленья, И, мучимая раной, Ищу тебя, взывая неустанно1. Но вот слева явилось море — море — прямая противоположность величественной неизменности гор. Море, вечно танцующее на фоне гор — тоже вечной декорации. Море говорит со мною с детства, с колыбели знакомым языком, хотя там море, быть может, темнее, медлительнее, ленивее, волны неспешно лижут береговой песок, неспешно волочат камешки, и камешки с легким скрипом трутся один о другой. Но все равно и здесь и там —и 1 Стихи Сан-Хуана де ла Крус (1542—1591) — испанского богослова и выдающегося поэта, основателя монашеского ордена кармелитов. Перевод Б. Дубина. 25

когда приходилось мне слышать рев океана, словно поднимающийся со дна, или видеть, как вдребезги разбиваются серые волны о скалистые уступы Эльсинора, видеть мутный от водорослей прибой, тихую бухту или бурные валы — всегда вспоминала я простое стихотворение, в котором выразилось все это: «La mer, la mer, toujours recommencée» \ Но сейчас ждет меня загадочный, бесконечно длинный черный туннель, я не знаю, что будет со мной там, на другом его конце, и стихи о море приводят на память другие, в них — вопрос, самый для меня важный, глубокий, самый мой: «Любовь, а может, ненависть к себе? /Настолько рядом потайное жало./ Что подлинно под именем любым»1 2. И вот добрались до Серверы, конец пути; в начале его были: просторный перрон Эстасьон де Дос Релохес, шумные напутствия, поднятые кулаки... Мы пересаживались на другой поезд, шла проверка виз и документов, а возле окошечка—я возмутилась от всей души — стояли агенты Бургосского правительства; с равнодушным видом, словно пришли сюда от нечего делать, просто из любопытства, они записывали наши фамилии и адреса—видно, хотели пополнить полицейскую картотеку. Веселый дачный поселок — полосатые майки, парусиновые туфли, сандалии, соломенные шляпы, псевдоморские фуражки,— на террасах кафе пили анисовые аперитивы, итальянские вина, лимонады и оршады, читали газеты, однако кроссворды, скандальная хроника, рассказы о грабителях и детективах интересовали людей гораздо больше—ведь сюда приезжают, чтобы забыть все заботы! — чем ужасы, которые творились за горной цепью, всего в нескольких километрах, но стоит ли портить себе отпуск, нарушать веселье сюжетами Гойи — в наше время без всяких высотомеров и коллиматоров, самым обычным и примитивным способом расстреливают у стенки (может быть, сейчас, в эту минуту), для верности прищурясь из-под лакированной треуголки, облачась в уже обветшавшие героические одежды. На площади дрессированные козочки с бантами на рожках танцуют под звуки свирели, на которой играет человек, одетый рождественским пастухом, с сумой, с посохом, в каталонских абарках3; вокруг толпятся дети, привезенные сюда издалека, это средневековое зрелище под сенью вязов кажется им невиданным чудом. 1 «... извечно возникающее море...» — Из стихотворения Поля Валери «Морское кладбище». Перевод Б. Лившица. 2 Перевод Б. Дубина. 3 Абарки — обувь из сыромятной кожи. 26