Весна священная

высшего полета, вписавших свои имена в историю быта прошлого века, милого «belle époque»1 разноцветных зонтиков и колясок, запряженных парой лошадей с бубенчиками... Я двинулся дальше, и эти воспоминания остались позади, я подошел к французской книжной лавке Морлона; здесь много лет тому назад познакомился я со Сваном, Сан-Лу, Альбертиной и Шарлем1 2, ибо встречи с Жеромом Куаньяром3, доньей Перфектой и Маркизом де Брадомином4 уже прискучили мне... И как прежде высится на Пасео-дель-Прадо старинный портал и колонны особняка графа де Ромеро — здесь (если только они остались на старом месте) висят «Аскет» Сурбарана, «Убиение невинных» Монсу Десидерио, а главное — замечательная картина ученика Гойи, изображающая открытие королевского театра в Мадриде: на сцене идет спектакль «Фаворитка», в красно-золотой ложе сидит Истинная королева; вывески все остались на старых местах: вот «Дары волхвов», вот «Андалузский жеребец», а вот летящий ангел на магазине погребальных принадлежностей под названием «Симпатия»; вот обезьяна в шароварах с подзорной трубой, похожая на знаменитого пирата Дрейка, на дверях магазина оптических принадлежностей, а вот и суровая величественная надпись «Философия» — это магазин женского белья; в витрине —прозрачные комбинации, розовые пояса, панталоны и лифчики, вещи эти, помещенные под вывеской «Философия», призваны, по всей вероятности, доказать справедливость положения Баруха Спинозы, утверждавшего, что «мы можем представлять себе некоторые вещи при отсутствии их истинного существования», и, кроме того, свидетельствовать, что (новейшее толкование его же «Этики») «все прекрасное трудно», то есть трудно достижимо... А я все шагаю да шагаю: скромные, немного таинственные кинотеатры напротив Капитолия вовсе не изменились; не за качество демонстрируемых картин ценят их, а больше за то, что в залах темно; там показывают леденящие кровь истории с Дракулой, Франкенштейном, Доктором Мабузе, старые изодранные, кое-как подклеенные вестерны, а то и американские картины, дублированные в Мадриде еще до войны; в этих фильмах бенгальские копьеносцы говорят как Саламейский аль1 Прекрасного времени (франц.). 2 Герои уже упоминавшегося цикла романов Пруста «В поисках утраченного времени». 3 Герой «Записок аббата Жерома Куаньяра» Анатоля Франса. 4 Герой «Сонат» Валье-Инклана. 205

кальд, а Ричард Бартелмес 1 и Мирна Лой1 2, встречаясь на углу Таймс Сквер, бодро приветствуют друг друга на чисто мадридском жаргоне. Останавливаюсь возле монастыря урсулинок, перед немыслимым мавританским фасадом, напоминающим толедскую синагогу, гляжу на угловую часовенку — когда-то здесь очищали души, теперь же, в силу общего падения нравов, чистят одежду («Через час ваш костюм будет выглядеть как новый...»), и снова я шагаю, шагаю, шагаю (я не устаю ходить по городу, ведь все, что я вижу, мое), а вот и «Винный погребок», здесь можно попробовать алелыо из только что открытой бочки; а вот дом грешницы Хуаны Ненастной, ее вечера для избранных славились на весь город; гляжу на угрюмые зубчатые стены замка Атарес, иду по кварталу Кристины — ржавое старое изуродованное железо со всех сторон, валяются обломки решеток, калиток, фонарных столбов, тумб, перевернутые автомобили без колес, сломанные мотоциклы, хромые велосипеды, старые кровати, какие-то заржавленные брусья, искореженные котлы, спутанная проволока, дырявые кастрюли... После бесконечных блужданий назад, в центр города, спускаюсь через Кальсада-де-ла-Рейна—здесь в аркадах продают святые тексты и в коробочках, выстланных зеленым бархатом, подношения, что полагается вешать на стену храма в благодарность за исполнение моления — обязательно подхожу (это снова становится привычкой) к Национальному театру; вот он, вечно живой, стоит прочно, и все те же совершенно ненужные чудовища украшают его фасад... «Это здесь ты видел Павлову?» — всякий раз спрашивает меня Вера; она помнит, как я в Беникасиме рассказывал о своем детстве... Но вот мы спускаемся по Прадо мимо великолепных бронзовых сторожевых львов, похожих на пресс-папье, и забываем о театре, построенном из камня людьми. Перед нашими глазами другой театр, прекрасный, истинный, созданный самой природой: море, бескрайнее, бурное, сумеречное, постоянно меняющееся; любоваться этим вечным зрелищем может каждый — стоит только сесть в ложу, за барьер из камней и острых рифов. Здесь, только здесь можно в любую минуту видеть всякий раз новый спектакль: ярость океана, игру волн, их бешеные атаки, пенные воронки, а иногда — если наступят погожие дни или переменится ветер — тихую зеленую воду, легкая зыбь почти не нарушает безмятежного спокойствия, так и тянет прокатиться по кроткой глади под 1 Бартелмес, Ричард (1895—1963) — известный американский киноактер. 2 Лой, Мирна — известная американская киноактриса 30-х годов. 206