классической осады, словно во времена Пунических войн. Никто не сомневался, что в самом скором времени обескровленный изнеможенный город падет. В Западной Европе тоже, казалось, все потеряно — немцы оккупировали так называемую «свободную зону» Франции и приближались к Пиренеям, усилив в то же время бомбардировки Лондона; вспыхнул, будто факел, собор Святого Павла, что было запечатлено на весьма распространенной тогда страшной фотографии; казалось, на ней изображен тот миг, когда снята была Шестая Печать, летели с небес раскаленные камни и «цари земные и вельможи, и богатые и тысячена- чальники и сильные, и всякий раб, и всякий свободный скрылись в пещеры и в ущелья гор», то есть, проще говоря — в мрачных сырых запутанных коридорах Underground Вдобавок немецкие подводные лодки появились в Карибском море, и даже ходили слухи — так и осталось неясным, справедливые или нет,— будто однажды ночью в какую-то прибрежную деревушку явились немецкие офицеры-нацисты в полной форме. Рассказывали, будто немцы эти нахально вошли в единственный местный погребок, выпили несколько стаканов вина, сели опять в свою резиновую лодку и затерялись в ночной темноте^ прежде чем кто-либо успел — телефона в деревушке не было—сообщить о визите ближайшим властям. Германское радио передавало беседы на испанском языке: наполовину шутливо, наполовину угрожающе говорилось о «симпатичных кубинцах» (sic), которые включились в общее дело, при этом сообщалось, что Германия располагает управляемыми по радио самолетами, способными преодолевать самые дальние расстояния; самолетам этим ничего не стоит добраться до кубинских городов, не следует кубинцам быть наивными и надеяться, что затемнение им как-то поможет, ибо, по заранее проведенным расчетам, «вас будут бомбардировать днем» (sic). (Беседы эти вел, я нисколько не сомневался, Рыжий Ганс — его голос, его тон, его акцент...) Казалось, все шло к тому, что к тысячелетию свастики фашисты захватят весь мир; Роммель заявил, что надеется ближайший Новый год встретить в Каире. Гитлера уже не считали просто кровавым шутом, карикатурным персонажем, он превратился в страшный бич войны, когти его тянулись уже к нефтяным промыслам Баку и Среднего Востока, где немецкая северная армия должна была соединиться с южной, и всерьез, до ужаса всерьез сбывалось то, что, желая посмешить читателей, придумал Рабле, создавший знаменитый 1 Подземки (англ.). 254
план военной кампании Пикрохола... Но настал декабрь, а упорная, отчаянная, нечеловеческая битва под Сталинградом все еще продолжалась. И тогда родилась великая надежда, все взгляды обратились к Советскому Союзу, и Роммелю пришлось отменить заказ, сделанный в отеле «Шеперд», где он собирался устроить банкет для своих офицеров, в зале с видом на Нил и пирамиды, желающие могли созерцать даже улыбку сфинкса, стоило лишь встать на носки. Теперь все зависело от исхода Сталинградской битвы, ибо именно там фашисты впервые встретили настоящий отпор, какого не встречали в других местах; для кубинской буржуазии настали трудные времена: приходилось то и дело кричать: „Remember Pearl Harbor“ 1 — нельзя же отказаться от лозунга, столь популярного, а при этом в глубине души, как молитву, повторять формулу французских коллаборационистов, «Лучше Гитлер, чем коммунизм». «Мир сошел с ума,— говорила моя тетушка,— безумие, безумие, безумие... Все перевернулось». Что «все перевернулось» — это я видел хорошо, ибо под воздействием все тех же роковых сил Соединенные Штаты стали союзниками СССР... И произошло чудо, нечто невиданное: «Дженерал электрик», «Дженерал моторе», «Интернешнл харвестер», большие рекламные агентства, фирмы «Либби», «Хайнц», «Свифт», «Супы Кэмпбелла», «Мыло Пальмолив», всякие там «Лучшие зубные пасты», «Консервированные абрикосы», «Лучшие растворители», «Лучшие джемы», «Болеутоляющие средства» и даже сама фирма «Аспирин Байера», которая с некоторых пор утеряла как-то свое немецкое имя и называлась теперь «Стерлинг», все они щедро финансировали радиопрограммы с бурными sounel effeets1 2—уханье взрывов, гул самолетов, свист пуль, стрекот пулеметов, вой пламени, грохот обвалов, вопли (существовала даже специальная дискотека),— и в этих программах прославлялись на все лады боевая доблесть, упорство, мужество, патриотизм героических советских солдат. Однако в частных разговорах по-прежнему употребляли слово «Россия», слов «Советский Союз» не произносили никогда, ибо сейчас же возникал призрак (не тот ли, что является на первой странице знаменитого «Манифеста»?), призрак опасности, нависшей над старой, прекрасной, изумительной западной культурой, что наследовала от эллинов и латинян их замечательные, их бессмертные свободы, столь прославленные, думал я про себя, пригово1 Помни Пирл-Харбор (англ.). 2 Шумовыми эффектами (англ.). 255