Читаем Весна священная полностью

мы биться против всего того, что научился я ненавидеть на этой земле... И никакой я не Орфей, все — пустая болтовня, мне словно операцию сделали, я выздоровел мгновенно, я совершенно трезв, хоть и пил весь вечер, в руках у меня оружие, я стреляю, мщу за нее, и становится легче. Не для кого мне больше жить, но я знаю теперь, для чего живу,— они не пройдут! С этой минуты стали моими слова, которые вчера еще были чужды: «Народный фронт Мадрида-—это народный фронт всего мира». Еще вчера моя жизнь была никому не нужна, сейчас я готов пожертвовать ею, лишь бы прожить по-настоящему оставшиеся месяцы, недели или дни, кто знает сколько? «Иди-ка сюда, Гаспар... Как устроить, чтоб мне с тобой вместе вступить в Интернациональную бригаду?» — «Запишись, и все. Я тебя отведу завтра. Тут еще двадцать кубинцев, только что приехали. Есть и врачи, лекарства у них и все прочее, как положено. Вот все вместе и поедем с Аустерлицкого вокзала до Перпиньяна. Оттуда на Фигерас — наверное, через горы. Партия позаботится обо всем».— «Но как же...» — «Что?» — «Я же не член партии».— «Не важно. Я тебя знаю, ну и дело с концом. Сейчас главное — не трусить, драться до последней капли крови, покончить со сволочами фашистами. Они не пройдут!» — И Гаспар, не выпуская трубы, вскинул кулак к виску. Приближался рассвет, а мы с Гаспаром отправились ужинать на улицу Фонтэн, в «Митчелл», там в задней комнате, куда пускали только своих, стояло старенькое пианино, купленный у старьевщика drum, да неизвестно кому принадлежащий контрабас, забытый в углу после ночной попойки... Здесь собирались после вечерних выступлений музыканты, сидели до утра за ароматным hamburger, welshrarebit, hot-dogs1 да жареным луком. Здесь доводилось мне слышать Дюка Эллингтона, Луиса Армстронга, Джанго, его брата Нана, молодых трубачей Билли Колмэна1 2 и Диззи3, прекрасную мулатку Аиду Уорд и еще одну мулатку—Бесси, которая была одно время возлюбленной поэта- сюрреалиста Робера Десноса. Они играли так просто, для собственного удовольствия, чтобы сыграться, варьировали мелодию и так, и эдак, шутя, для забавы, и словно случайно, сами 1 Рубленый бифштекс, гренки с сыром, бутерброды с горячей сосиской (англ.). 2 Колмэн, Орнетт—саксофонист и композитор, родоначальник «свободного джаза». 3 Гиллеспи, Джон (Диззи)—трубач, певец, дирижер джазовых оркестров, один из создателей «би-боп»—джазового стиля. 124

собой, возникали, получались jam sessions1, бесконечно разнообразные комбинации—трио, кларнет с ударными, саксофон с роялем, звучали импровизации на темы, ставшие уже классическими: «Lady be good», «I got rhythm», «The man I love you», а то совсем уж почтенные, хрестоматийные: «Tea for two» или «Tigerrag» 1 2. Моя ожившая душа жадно стремилась в будущее, я не замечал ничего вокруг. Появились новые заботы: «Я не умею стрелять».— «Там научат».— «Ты думаешь, я смогу пригодиться?»— «Начнется драка, тогда будет видно. Тут ведь когда как получается. Иной раз какой-нибудь пьянчужка или дохляк держится молодцом; а другой, глядишь,—здоровенный мужик, еще в школе боксом занимался, мускулы как у олимпийского чемпиона, а услыхал первый выстрел и сразу полные штаны напустил...» — «А вдруг убьют?» — «Знаешь что: если ты уже сейчас начал об этом думать, лучше оставайся в Париже.— Гаспар подозвал официанта расплатиться за ужин.—Я, когда думаю о войне, не тому удивляюсь, что убитых много; я удивляюсь, сколько народу в живых остается, наверное, чтоб рассказать, как дело было. Есть такая игра, да ты знаешь, китайская шарада, так там, если вынешь восьмерку—«большой мертвец», девятку— «слон», он живет долго, пока хобот не онемеет. Идешь на войну, считай так: настанет час тянуть жребий, девятку больше народу вытянет, а восьмерку — меньше. Вот ты и подумай. Я пока что на девятку целюсь...» Я вернулся домой, квартира уже не казалась такой пустой и мрачной. Наконец-то, черт побери, впервые в жизни я принял самостоятельное решение, поступил так, как хотел сам, хватит метаться то туда, то сюда либо по воле событий, либо по чужой указке. Люди моего круга, конечно, считают, что нет более жалкой судьбы, чем судьба солдата; в начале века один французский генерал из аристократов назвал солдата «первичным тактическим материалом». Вот я и есть теперь простой солдат, самый простой, так я хочу. Воображаю, какой поднимется переполох, когда весть дойдет до дома тетушки на Семнадцатой улице, сколько будет разговоров на вечерах, дамских чаепитиях, изысканных завтраках и приемах, на сборищах под председательством племянника герцога Романо- неса и прочих титулованных особ, которые из соображений безопасности предпочли продлить на некоторое время свое пребывание в Латинской Америке, вознося хвалы Франсиско 1 Импровизированные соревнования у джазовых музыкантов. 2 Названия популярных в 30-е годы песенок. 125

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сильмариллион
Сильмариллион

И было так:Единый, называемый у эльфов Илуватар, создал Айнур, и они сотворили перед ним Великую Песнь, что стала светом во тьме и Бытием, помещенным среди Пустоты.И стало так:Эльфы — нолдор — создали Сильмарили, самое прекрасное из всего, что только возможно создать руками и сердцем. Но вместе с великой красотой в мир пришли и великая алчность, и великое же предательство.«Сильмариллион» — один из масштабнейших миров в истории фэнтези, мифологический канон, который Джон Руэл Толкин составлял на протяжении всей жизни. Свел же разрозненные фрагменты воедино, подготовив текст к публикации, сын Толкина Кристофер. В 1996 году он поручил художнику-иллюстратору Теду Несмиту нарисовать серию цветных произведений для полноцветного издания. Теперь российский читатель тоже имеет возможность приобщиться к великолепной саге.Впервые — в новом переводе Светланы Лихачевой!

Джон Рональд Руэл Толкин

Зарубежная классическая проза
Убийство как одно из изящных искусств
Убийство как одно из изящных искусств

Английский писатель, ученый, автор знаменитой «Исповеди англичанина, употреблявшего опиум» Томас де Квинси рассказывает об убийстве с точки зрения эстетических категорий. Исполненное черного юмора повествование представляет собой научный доклад о наиболее ярких и экстравагантных убийствах прошлого. Пугающая осведомленность профессора о нашумевших преступлениях эпохи наводит на мысли о том, что это не научный доклад, а исповедь убийцы. Так ли это на самом деле или, возможно, так проявляется писательский талант автора, вдохновившего Чарльза Диккенса на лучшие его романы? Ответить на этот вопрос сможет сам читатель, ознакомившись с книгой.

Квинси Томас Де , Томас де Квинси , Томас Де Квинси

Проза / Зарубежная классическая проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Проза прочее / Эссе
Этика
Этика

Бенедикт Спиноза – основополагающая, веховая фигура в истории мировой философии. Учение Спинозы продолжает начатые Декартом революционные движения мысли в европейской философии, отрицая ценности былых веков, средневековую религиозную догматику и непререкаемость авторитетов.Спиноза был философским бунтарем своего времени; за вольнодумие и свободомыслие от него отвернулась его же община. Спиноза стал изгоем, преследуемым церковью, что, однако, никак не поколебало ни его взглядов, ни составляющих его учения.В мировой философии были мыслители, которых отличал поэтический слог; были те, кого отличал возвышенный пафос; были те, кого отличала простота изложения материала или, напротив, сложность. Однако не было в истории философии столь аргументированного, «математического» философа.«Этика» Спинозы будто бы и не книга, а набор бесконечно строгих уравнений, формул, причин и следствий. Философия для Спинозы – нечто большее, чем человек, его мысли и чувства, и потому в философии нет места человеческому. Спиноза намеренно игнорирует всякую человечность в своих работах, оставляя лишь голые, геометрически выверенные, отточенные доказательства, схолии и королларии, из которых складывается одна из самых удивительных философских систем в истории.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Бенедикт Барух Спиноза

Зарубежная классическая проза