Весна священная

кровью землю. Но догадаются наконец глупые дети, что хоть они и бунтовщики, но бунтовщики слабосильные, собственного бунта своего не выдерживающие». (Достоевский, конечно, не знал Пруденция, но все повторяется в мировой литературе, и потому кажется, будто он хочет напомнить о мучениях школьного учителя из Имолы, ставшего жертвой ярости учеников, которые описаны в «Перистефано» 1—сколько раз видела я эти страницы на рабочем столе моего любимого; помню крупный заголовок благородным эльзевировским шрифтом: Passio Sancti Cassiani...1 2) «Нет заботы беспрерывнее и мучительнее для человека, как, оставшись свободным, сыскать поскорее того, пред кем преклониться... Поймут наконец сами, что свобода и хлеб земной вдоволь для всякого вместе немыслимы, ибо никогда, никогда не сумеют они разделиться между собою! Убедятся тоже, что не могут быть никогда и свободными...» Вставай, проклятьем заклейменный Весь мир голодных и рабов. «Но разве... не существуют военные суды?» — спросил отец. А Саша отвечал: «Что ты хочешь? Что мы можем сделать? Расстрелять всех? Тюрем тоже не хватит...» Весь мир насилья мы разрушим , До основанья, а затем Мы наш, мы новый мир построим, Кто был ничем, тот станет всем!.. Теперь врач принялся читать о том, что в Европе народ поднимается против богатых; везде вожди подстрекают его к убийству, учат, что гнев его справедлив. «Но будь проклят этот гнев, ибо он жесток».— «С каждой минутой нам все нужнее выиграть войну,— сказал Саша.— Как можно скорее постараюсь вернуться на фронт, вот только подлечусь немного». Акушерка подняла голову: «Господь спасет Россию, как спасал уже не раз».— «Ты сама не знаешь, что цитируешь Достоевского...— заметила мать.— И зачем только вы читаете эту мрачную книгу, а сами ничего не едите и не пьете; господь благословил наш дом, 1 «О венце» (греч.), имеется в виду «Книга о венцах» Пруденция. 2 Страсти святого Касьяна (лат.). 181

пришел в мир новый человек, надо это отпраздновать». Отец налил еще бокал: «В самом деле это мрачная книга». Врач положил книгу на место: «Конечно. Но великих русских писателей необходимо читать и перечитывать. Они — хранители лучшего в нас, нашего истинного духа, не зараженного ядовитыми западными влияниями. Русским оставался Гоголь, живя в Риме; русским был Тургенев, живший во Франции; Достоевский живал в Германии, но он истинный русский; и Горький тоже русский, хоть и живет в Сорренто. И такой же русский, настоящий русский молодой ученик Римского-Корсакова Стравинский; недавно он учинил в Париже неслыханный скандал — написал балет (я навострила уши, услышав слово «балет»), где изображаются древние обряды языческой Руси, тогда любили еще Землю, нашу Землю, и приносили жертвы, радостно встречая весну. Да, да. Если память меня не обманывает, балет так й называется «Весна священная»....» И тут снова послышались на улице голоса, теперь пели по-французски, плохо, неправильно выговаривая слова: Allons, enfants de la patrie, Le jour de gloire est artivé. Contre nous de la tyrannie L’étendard sanglant est levé, L’étendard sanglant est levé! Знакомая мелодия гремит, хотя слова разобрать трудно, чувствуется, что многие совсем их не знают и все же 'поют, возникает путаница, но припев тем не менее звучит уверенно, новый, совсем недавно созданный припев: Aux armes, citoyens, Formez vos bataillons! Marchons, marchons, Lalaralá, laralalaralá, Vive la Revolution ’. 1 Вперед, сыны отчизны милой, мгновенье славы настает. К нам тирания черной силой с кровавым знаменем идет. К оружью, граждане, равняй военный строй. Вперед, вперед... Да здравствует революция! (франц.) Перевод П. Антокольского. 182