Веснушка

Я устраиваюсь в кресле в оранжерее дома. Я сняла мокрую одежду и надела поношенный спортивный костюм, который оставила здесь, такой удобный и приятный на коже. Старый и знакомый. Папа на заднем дворе, я слышу, как он шаркает, все еще ищет ягненка. Снова выглянуло солнце, стоит ясная, чудесная погода, но трава мокрая после дождя. Он опять испачкался в грязи и не хочет меня слушать. Я уже сунула в стиральную машину все его вещи, какие сумела найти, особенно пропитанные пивом полотенца и простыни. Машина работает, баранина в духовке, кастрюли кипят на плите. Все под контролем.

Когда-то я называла эту комнату обсерваторией. Ее пристроили к дому, когда мне было около десяти, и мне казалось, она потрясающая, волшебная; оранжерея, стеклянная комната внутри дома, но как будто мы снаружи. Когда она была новая, мы проводили здесь все время, вдыхая запах свежей краски, завтракали, обедали и ужинали, положив тарелки на коленях, и любовались полями Несси. И конечно же ночью, по выходным, когда я приезжала домой из школы-пансиона. Здесь я себя не царапала, никогда, папа заметил бы и обязательно вмешался. Это происходило наверху, в моей спальне, за закрытой дверью. Обсерватория всегда предназначалась для других занятий – здесь удобно разглядывать ленту Млечного Пути, галактику Андромеды, звездные скопления и туманности. Папа пользуется телескопом, но я всегда предпочитала невооруженный глаз. Юго-западный Керри, где мы живем, был недавно признан одним из трех международных заповедников темного неба на земле, вместе с Большим каньоном и африканской саванной. Этой ночью мы увидим Юпитер, как подсказывает приложение на моем телефоне.

Кончики пальцев правой руки нежно касаются моих шрамов. Созвездие из пяти звезд. Пять человек. Эта фраза снова нарушает мой покой.

Папа заходит в дом, снимает обувь, как я его и просила.

– Пропал ягненочек, – говорит он.

– С шерсткой белой как снег? – спрашиваю я.

– Вообще-то да, всезнайка, и надеюсь, это не он в духовке.

Он смотрит на меня. Он видит мою руку.

– Пять, – говорю я, – пять человек. Четыре конечности и голова, которая ими управляет. Пять пальцев на руке, пять пальцев на ноге.

Он садится, заинтригованный.

– Пять, – говорит он, включаясь в игру. – Пять органов чувств: зрение, слух, обоняние, осязание, вкус. Пять, – продолжает он, – число Меркурия.

– Лев – пятый астрологический знак зодиака, – добавляю я.

Мы оба думаем. Он опережает меня.

– Пять гласных в английском алфавите, – говорит он.

– Дай пять, – говорю я, поднимая руку в знак ликования.

Он хлопает меня по руке.

– Пять строк в лимерике, – говорит он, – пять лучей у морской звезды, пять сердец у дождевого червя.

Я смеюсь.

– Пять игроков в баскетбольной команде.

– Пять музыкантов в квинтете, – парирует он.

– Пять олимпийских колец, символизирующие пять континентов.

Он делает вдох и замирает.

– Молодец, Аллегра.

Меня уже не остановить.

– Пять – любимое число Коко Шанель. Она всегда запускала новую коллекцию на пятый день пятого месяца.

– Я не знал, – говорит он, задумчиво откинувшись назад. – На ужин, – произносит он наконец, – я съем пять картофелин.

Я улыбаюсь.

Папа смотрит, как я провожу пальцами по шраму в форме w на моей руке. Я вслух называю звезды, переходя от веснушки к веснушке.

– Сегин, Рукбах, Нави, Шедар, Каф.

– Это какое созвездие? – спрашивает он.

– Кассиопея, – говорю я. – Царица на троне. В греческой мифологии она правила Эфиопией. Она была матерью Андромеды и хвасталась, что она и ее дочь красивее богов моря. В наказание за тщеславие Посейдон приковал ее к трону на небе.

– Сурово, – говорит он. Затем наклоняется вперед, положив локти на колени. Отворачивается от моей руки. Возможно, ему неприятно видеть, что я расстроена. А он знает, что я расстроена, когда вожу пальцем по шрамам, но это лучше, чем делать новые шрамы.

– Ты мне расскажешь, почему мы обсуждаем цифру пять? – спрашивает он.

Я перестаю тереть кожу.

– Есть один парень, – начинаю я со вздохом.

Он улыбается.

– А-ха!

– Ничего такого. Он нагрубил мне. Я выписала ему штраф, и он взбесился. Он сказал: «Ты среднее арифметическое пяти человек, с которыми чаще всего общаешься».

– И это ты называешь грубостью? – спрашивает он озадаченно.

– Он не имел в виду ничего хорошего, пап. Он назвал меня неудачницей, порвал штраф на мелкие кусочки и бросил их мне в лицо.

– А! Вот тебе и Дублин, – говорит он и умолкает.

– Что ты думаешь об этом? – спрашиваю я.

– Я думаю, парень, который сказал тебе такое, чудак, и это еще мягко сказано.

– Все мы чудаки.

– Согласен. Ты среднее арифметическое чего – еще раз? – спрашивает он.

– Пяти человек, с которыми ты чаще всего общаешься, – говорю я.

Он обдумывает.

– Любопытное высказывание, – говорит он. – Обыгрывается закон средних чисел.