Вести о Япан-острове в стародавней России и другое

Литераторы поколения Танидзаки были людьми, родившимися вскоре после открытия Японии, после отмены трехсотлетнего запрета на чьи бы то ни было въезды и выезды в страну; эти-то писатели главным образом и стали творцами новой, «другой» японской культуры, ощутившей себя не в изолированном мире, а в атмосфере, так сказать, многолюдного «литературного собрания», включающего участников и посетителей из разных концов света. В литературном контексте этой эпохи, когда островная страна взялась за освоение культуры внешнего мира, в этой новой, недавно открывшейся для посторонних глаз Японии особое значение не только для читателя, но и для любого японского писателя приобретало чтение переводной литературы, а также возможность быть самому переведенным на другие языки, прежде всего западные. И, разумеется, для молодого писателя той поры чрезвычайно важным оказывалось знакомство, как можно более глубокое и детальное, с историей, культурой, политикой, бытом других стран — тоже прежде всего по книгам, заменявшим путешествия и личный опыт, а также благодаря встречам с иностранцами, в первой трети XX в. во множестве наезжавшим в Японию посмотреть на «новооткрытые» острова.

Соответственно, в эссе Танидзаки можно встретить огромное количество разных иностранных имен и реалий — от Шекспира до Ганди. И, разумеется, Толстой, Достоевский, Тургенев, Россия, революция, русские… Русские, собственно, появляются у него не только в эссе, но и в романах.

Россия, как оказывается, занимала немалое место в его сочинениях и размышлениях, да и в биографии тоже. Как ни странно это может прозвучать для отечественного читателя, одно из детских воспоминаний писателя — икона: дедушка Танидзаки Дзюнъитиро был крещен в православие первооснователем православной церкви в Японии священником о. Николаем Японским, канонизированным еще в советские времена. В последнее время связями Танидзаки с Россией заинтересовались многие исследователи — прежде всего в Японии. Там растет число работ о русских, русском характере, русской литературе и даже русской кухне — в том виде, в каком все это отразилось в творчестве Танидзаки. Только за последние два года, насколько мне известно, появилось две обширные и чрезвычайно интересные статьи об этом — одна написана Накамура Есикадзу, разносторонним специалистом по русской литературе и культуре, другая же принадлежит перу молодого ученого Какинума Нобуаки, т. е. тема эта в Японии, можно сказать, актуальна для людей самых разных поколений.

Настоящий же очерк имеет гораздо более узкую цель — представить читателю несколько еще не опубликованных писем и открыток Танидзаки Дзюнъитиро, которые, как я надеюсь, смогут оказаться полезными для исследователей творчества Танидзаки, а также для историков японской литературы XX в.

Эпистолярное наследие Танидзаки, разумеется, уже давно издано в Японии — наиболее полная публикация представлена в самом новом и подробном, 30-томном собрании его сочинений, изданном в Токио в 1981 г. (у нас его письма не переводились). Публикуемые же здесь документы «вышли на явь» всего год назад, и в собрания еще не попали. Для отечественного читателя ценность этих писем еще и в том, что они непосредственно связаны с Россией.

Прежде всего я чувствую необходимость объяснить, каким образом в моих руках оказались эти ценные документы. Моя специальность — скорее японская древность, чем современность, и нынешняя необходимость и повод написать о Танидзаки — для меня больше биографическое совпадение, чем закономерность профессиональной деятельности: в настоящее время я работаю в Институте иностранных языков г. Кобэ, где когда-то преподавал Орест Плетнер, лингвист и японовед. Его имя я впервые услышала еще в студенческие годы в Московском университете как имя переводчика средневекового «Дневника из Тоса» Ки-но Цураюки. Оказалось, что некоторые из моих здешних коллег — японских русистов — учились у профессора Плетнера и чтут его память до сих пор. Они познакомили меня с дочерью профессора, которая по-прежнему живет в Кобэ. Она много рассказывала мне о своем отце, а однажды передала мне для ознакомления и последующей публикации письма, адресованные ее отцу и много лет хранившиеся в доме. Это были в основном письма от его старинных друзей и коллег, крупнейших российских японоведов, а среди них — что уж было для меня полной неожиданностью — были и эти письма и открытки от Танидзаки Дзюнъитиро. С разрешения Светланы Орестовны Плетнер-Хаяси я и осуществляю теперь их публикацию.

Итак, письма эти адресованы Оресту Плетнеру, российскому японоведу, приехавшему в Японию совсем молодым, еще до Октябрьской революции 1917 г. Сначала он работал переводчиком в посольстве старой, царской России, а затем, после свершившейся революции, решил остаться в Японии, со временем стал университетским профессором и видным ученым.