Вести с полей

Данилкин не знал в тот момент, что новый агроном на многих клетках, где особо не уверен был в продуктивности почвы, насыплет удобрения от души, с большим перебором. Что хлеб от переизбытка химии пожухнет на корню. Слава высшим силам, что удержали они Самохина, окоротили размах его энтузиазма и показалось ему, что только на четырёх клетках из сорока двух подкачала почва, потрясла его скудостью своей. Туда он и отвалил нитрофоски в три раза больше нормы. Там и пропал потом хлеб. Но зато вся остальная территория дала осенью столько пшеницы и проса, что Данилкину аж плохо стало. Скорую из города вызывали. Давление поднялось и тахикардия от волнения почти день держалась. Но о радости совхозной, всеобщей, я подробнее позже напишу. Это был праздник, по размаху и исполнению похожий на день победы в Великой Отечественной. Безудержное и беспощадное происходило две недели ликование. И не было у него ни ограничений, ни боязни помереть в разгаре радости от семидесятиградусного первача.

***

А пока собрал Данилкин всех мужиков и женщин, кто отсеялся и не был вовлечен Самохиным в разброс удобрений, собрал и дал патриотическое задание – украсить совхоз кумачом, цветами искусственными, стендами, славящими день социалистического трудового единства и вообще партию коммунистов. Чтобы динамики повесили на столбы, откуда первого и второго мая музыка бравая будет летать над поселком и рваться ввысь, к небесам. Под которыми тут так славно живется.

– Флаги все тащите со склада на площадь возле конторы, – сказал мужикам Чалый Серёга. – Потом разберем их. Маленькие на крыши домов своих приколотим. Большие – на крышу конторы, клуба, больницы. А ещё воткнем в трубы, вдоль конторы вкопанные.

Валечка Савостьянов и Николаев Олежка сказали, что на склад не пойдут. У них с прошлого года дома остались примерно по десять флагов и транспаранты на кумаче с белыми огромными словами:-«Мир! Май! Труд!», «Да здравствует Первомай – праздник всего трудового народа» и много чего ещё. Того же смысла и содержания.

– Прибивать на конторе флаги я буду! – воскликнул Артемьев Игорёк. – И транспаранты на фасад натягивать! Лучше меня никто не сделает. А я каждый год этим занимаюсь. Жалобы были?

– Да ты не разбейся, главное, – крикнула Ольга Николаева, Олежкина формальная жена, а так – шалава беспросветная. – Ты ж вон на сей момент не менее литра приголубил. Ремнём пристегнись к трубе. Или к крыше сапоги гвоздями сперва прибей, потом вешай. Жалко ведь. Ты у нас один такой.

  Посмеялись все. И Игорёк вместе с ними. И разбрелись. Одни на склад. Другие, женщины естественно, за цветами из шикарной креповой бумаги побежали в клуб. Многие умели делать их сами, поэтому остались в клубе и решили свеженьких гвоздик накрутить, да розочек. Бумаги однажды жена Данилкина привезла из города столько, что цветочками рукодельными можно было легко гектара три утыкать. Цветы креповые и яркими были, и прочными, под солнцем не линяли и походили внешне на живые. Даже если вблизи на них смотреть.

– Глядите у меня! – с шуточной строгостью приказал Данилкин. – Чтобы совхоз к первому мая стал похож на праздничную кремлёвскую Красную площадь. У нас и демонстрация будет после митинга. Пройдёте колонной по четыре мимо меня, парторга, секретаря профкома и наших лучших передовиков с портретами членов Политбюро, вождей и основателей марксизма-ленинизма, с шариками воздушными, цветами и флажками. По два раза туда и обратно. Оркестр из Кайдуруна  приедет. Я договорился. Все поняли?

– А обед праздничный будет? – ляпнула мимо сплошной патетики шустрая Нинка Завертяева, буфетчица. – У меня пирожных триста штук в холодильнике.

– Куда столько? – искренне удивился Алпатов, парторг. – Задницы слипнутся.

– После самогона не слипнутся, – убедил всех сразу Чалый Серёга. – Ладно, хватит грязь месить. Погнали работать. Дом родной украшать. Таких праздников по напрягу и затратам два всего. Первомай и Новый год. После них выживают только сильнейшие. А раз мы тут все живые пока, значит, силы у нас ого-го сколько.

– Ещё про один равный этим праздник забыли все! – восторженно крикнул Игорёк Артемьев.

– А ну! – Валечка Савостьянов аж ухо рукой оттопырил.

– День рождения Данилкина Григория Ильича!

– Подхалим! Подстилка директорская! – сказала, давясь хохотом, Нинка Завертяева. Засмеялся и Данилкин. А за ним и остальные все.

На том и расстались окончательно. И до позднего вечера носила тишина  испуганная стук десятков молотков, визг пил, весёлый мат с крыш и всякие песни красивые и громкие. Почему-то пели люди радостные песни всегда раньше, чем приходил сам праздник. И, наверное, именно это и означало, что хорошо людям жить. Работать без продыха. И праздновать до упада.