Вести с полей

– Да не надо никуда нас посылать, – сказал Матюхин Витька, побивший пять лет назад жену в Магнитогорске. Пришлось смываться. Братья были у неё злые. Могли и до смерти забить. – Вон клуб с большим залом. Вон – МТМ. Откройте курсы прямо в совхозе. У вас ведь какие спецы – механизаторы!!!

– Чалый по тракторам мог бы учителем быть. Он профессор в этом деле, – рассуждал «Сухой». – Кравчук тоже. Валик Савостьянов из суслика клёвого комбайнера сделает если захочет. И Олежка Николаев. И Мостовой Кирюха. А Лёха Иванов любой ремонт дать может любой технике. Вон сколько учителей! Ну, так научите нас! Больше будет спецов своих. Звать не надо со стороны. И на подменку всегда люди будут, если кто заболеет или уедет…

– А будете заниматься? – не опуская скрещенных рук сказал Серёга с аккуратным сомнением. – Вечерами только. Днем нам некогда. Ну и в посевную да на уборке не будет времени.

– Мы не спешим никуда. Вы только слово дайте. И откройте эти курсы, – крикнул издалека бывший бандит Остроушко Генаха. – А учиться делу мужицкому – одна радость. Мы свое время пропустили по дури тупой. Хотим наверстать. До смерти время есть ещё.

Открылась дверь. Вышел Данилкин, директор, в спортивном костюме и в тапочках домашних. Он пожевал губами и откашлялся. Все сгрудились вокруг крыльца. И свои, и «как бы свои». Стало тихо.

– Народ нам технический нужен. Расширяться будем. Вон и урожаи пошли знатные. Технически подготовленные люди понадобятся дополнительно. Вот вы ими и станете. Проведу работу с нашими, подготовлю. С октября до апреля будут вам все курсы. Выбью в Управлении разрешение на открытие официальной школы механизаторов. С выдачей по окончании удостоверений комбайнеров и трактористов, водительских прав и допусков к работе с электричеством и огнём в кузнице.

– Лафа! – крикнули сзади.

– Мазёво! – сказал «Сухой» и пожал Данилкину руку.– Забили. Извини, бугор, что пошумели тут.

– Да ничего. Бывает, – Данилкин всем рукой помахал. – Слово сдержу. Идите по домам.

– Колуна-то зацепите, не забудьте, – махнул рукой Чалый Серёга в сторону пребывающего в глубочайшем нокауте пахана.

Его взяли под плечи два здоровых мужика и вся делегация, перешучиваясь, пошла к себе на выселки.

– Ну, мы тоже двинули, – Валечка поправил рубаху и отряхнул зачем-то брюки.

– Спасибо, ребятки, – Данилкин попрощался с каждым за руку. – Друзья вы мои верные.

– Никого не бойся, Гриша, – Чалый приобнял его. – Мы рядом всегда. А насчет курсов… Ты не забудь. Сделай как обещал. Люди тебе поверили. А мы преподавать будем с удовольствием.

На том и расстались. Мужики по своим делам разбежались. А Данилкин, директор, обнял Соню свою, которая в коридоре ждала, и пошел  дальше отдыхать. Надо было силёнок набраться. Банька завтрашняя с Маловичем и Тихоновым – это целое испытание. Следователи – ребята стальные, ничем не сгибаемые. А потому следующий вечер будет жарким, пьяным, весёлым и бесконечно длинным и приятным. В чем в чём, а в этом Григорий Ильич был уверен так же, как в том, что его собственная фамилия Данилкин.

***

Утром, которое уже с рассвета знало, что тёплый и солнечный выползает вслед за медленным осенним солнцем день, пошел директор Данилкин в контору. Желтело всё вокруг. Но  все, кто в поле работал, да и директор тоже, желтизны листьев и трав не видел. Точнее, не останавливал на ней взгляда. Нивы хлебные, спелые. Перед покосом имели все оттенки желтого. От охры светлой  и янтаря до отблеска золота червонного. И зёрна светились изнутри, будто проглотили на прощанье по частичке солнечного лучика. Только остановившись перед конторским крыльцом, обернулся Данилкин, чтобы напоследок чистоты и свежести утренней прихватить в лёгкие побольше, прозапас, разглядел он в палисаднике учреждения руководящего ослепительно белые, испещрённые черными полосками стволики молодых берёз, а на ветках – листья почти лимонные. Дальше осина росла и уже показывала всему народу местному пёструю красоту своих листочков. Лиловых, бурых, бордовых и похожих на осыпанные глинистой пылью дорожной, почти коричневой. Только сосенки неровные спрятали в иглах своих летнюю зелень. Да так схоронили её глубоко в себе, что и зима эту яркую зелень не достанет из иголок. И ещё цветы, рассаженные под штакетником палисадника уборщицей Алевтиной Ипатовой, чей муж людей лечил в больнице совхозной, почти не пожухли. Только стебли  украли у соломы её оттенок. А сами циннии, космеи, бархатцы и сухоцвет бессмертник ещё резвились вовсю, добавляя к яркому утру дополнительные цвета разные и броские, да тепло не остывшей за тёплую ночь земли.