— Каждому действительно умному человеку, государственно думающему, — язвительно продолжал старик, — к нашему великому горю, теперь ясно, что императорская армия не выполнила возложенных на неё высоких надежд и обязанностей. Не оправдала доверия государя. Неужели тебе не ясно, что уход генерала Тодзио с поста премьер-министра — это не просто смена кабинета?
— Но, дядя, если вы мне разрешите изложить свое скромное мнение…
— Не разрешу! Ничего дельного не скажешь! Такие умники, как ты, уверили нас, что Германия победит, а вы сокрушите англосаксов здесь, в Азии.
— Но, дядя…
— Что “но”? Сейчас дипломаты ищут выход из каши, которую вы заварили. Они прощупывают пути к соглашению, к почетному миру. И ты должен это знать! Ваша задача — нанести врагу возможно больший урон здесь, на Филиппинах. За каждый тё[14] враг должен платить большой кровью. Тогда он охотнее согласится на мир, и нам легче будет разговаривать с ним.
— Но ведь это крах, дядя, — сник генерал.
— Конечно. Поражение — вещь неприятная. Но умные люди что-нибудь придумывают. Германия в первую мировую войну тоже потерпела поражение, а через двадцать лет стала сильнее прежнего. Ясно?.. — Старик не спеша вытер губы салфеткой и, отходя от столика, произнес: — Я отправляюсь к генералу Ямасите. С тобой больше не увижусь. Этого не нужно!
Со всеми знаками почтения Кёдзи проводил родственника до автомашины, захлопнул дверцы и, когда “ниссан” тронулся с места, выпрямился и твердым шагом вошел в отель.
В душе у него всё ликовало.
Поездка в Манилу не развеяла тоски Эдано.
В “Звезду Лусона” Эдано не пошел. Да и механика не хотелось оставлять одного. Выпить они всё же выпили — попробовали баси — местного напитка из кокосовых орехов. “Дрянь невообразимая”, — морщился Эдано.
Возвращались назад на том же “пикапе”. Эдано мучила жажда, и он с нетерпением ждал, когда появится баррио Игнасио со студеным ключом. Но на месте баррио они увидели свежее пепелище. “Вырвем рис из глотки!” — вспомнились Эдано слова взводного. Останавливаться он не захотел.
— Где ещё можно напиться? — спросил он механика, когда они проехали дальше.
— Это просто! — ответил тот и постучал по кабине, чтобы шофер остановил машину.
Он снял штык с пояса и пошел к находившейся возле дороги бамбуковой рощице. Через несколько минут Савада возвратился со срезанным коленом бамбука.
— Пейте, господин унтер-офицер. Прекрасная фильтрованная вода. Бамбук любит копить влагу.
— Ты молодец, что научился говорить по-филиппински.
— Это тагальский язык. На Лусоне живут тагалы. Наверное, на других островах я бы ничего не понял. У меня ведь есть учительница — Тереза!
— Вот как? — удивился Эдано. — Ты, оказывается, завел здесь подружку?
— Что вы, господин унтер-офицер, — смутился механик. — Тереза — девочка. Ей тринадцать лет. Живет она с матерью и дедом неподалеку от нашего отряда. Девочка чем-то напоминает мне дочку…
— Значит, она тебя научила?
— Да. Нам перед высадкой выдали разговорники, только там одна ерунда: “Стой!”, “Руки вверх!”
— Познакомь меня с этой семьей.
— С удовольствием, господин унтер-офицер.
На следующий день Савада повел летчика к своим знакомым. Семья Нарциссо жила километрах в четырех от аэродрома. Хижина, скрытая деревьями, прилепилась на склоне горы. Савада рассказал, что он случайно натолкнулся на неё и хозяин встретил его словами; “Карабао най! Карабао най!”
— Что за карабао?
— Это, по-ихнему, буйвол. Наши, оказывается, увели у него буйвола и слову “нет” научили… Потерять буйвола для крестьянина — гибель. Сначала он прятал от меня невестку и Терезу, а потом показал, и мы подружились.
Хозяин встретил гостей у порога. Седые волосы. Лицо с сеткой глубоких морщин напоминало кусок древесной коры: живыми и молодыми были черные глаза под нависшими бровями.
— Здравствуй, Нарциссо! Это амиго — друг! — показал механик на Эдано.
— Друг Савады — наш желанный гость, — неторопливо ответил старик. — Эй, Хула, Тереза! — крикнул он. — Савада пришел!
Через минуту-две из-за дома показалась женщина; её обогнала худенькая щуплая девочка с гривкой черных волос:
— Охайо[15], Савада! — ещё издали закричала она, но, увидев незнакомого человека, в смущении остановилась.
— Вот она, моя учительница и ученица. По-нашему немного понимает теперь. Способный ребенок. Иди сюда, Тереза, это друг!
В хижине Эдано увидел нищету ещё большую, чем у Игнасио. Дощатый стол, несколько мисок из ореховой скорлупы и глиняных кружек да бамбуковые циновки — вот и всё.
Мать Терезы подала на стол незнакомые Эдано плоды.
Савада положил в миску галеты и сахар, предусмотрительно захваченные им. Скоро вскипел чай, и старик радушно пригласил всех к столу.
— Сколько хозяину лет? — спросил Эдано у механика. — Пятьдесят пять? А выглядит он столетним.
Нарциссо, догадавшись, о чем идет речь, заговорил: