Ветер богов

Но тут механик увидел, что из-под его сапога выполз неутомимый муравей. Труженик-муравьишко не только сам выкарабкался, но и торопился откопать свой груз. Савада осторожно отошел в сторону и сел, пораженный новыми мыслями.

Спасся! Даже бессловесная тварь муравей упорно борется за жизнь! Почему же он не борется за жизнь Эдано? Боится? А чего?

Савада чувствовал, как он ненавидит эти проклятые порядки, ненавидит тех, кто завез его и Эдано сюда, на убой.

“Нет, я не муравей! И не пулеметная обойма! Я человек!” — твердил он про себя.

Послышался сигнал на обед. Савада очнулся от своих мыслей и зашагал в столовую.

…Странная вещь сила привычки. Капитану Танаке опротивел поручик Хамада, перед которым прежде так заискивал. Да и зачем ему быть любезным теперь, накануне смерти? Но он с привычной любезностью наливал гостю рюмку за рюмкой, пододвигал закуски. Пили виски. Изредка в кабинет заходил Миура и менял тарелки и чашки.

— Вы напрасно злитесь на меня, капитан. Я вижу! — почти трезвым голосом говорил Хамада. — Все мы подохнем здесь, на Лусоне. Днем раньше, днем позже — какая разница? Вы первый или я — это значения не имеет. До дна!

И он поднял чашечку с вином.

— Хамада-сан, все мы слуги его величества. Как сказано в рескрипте императора Мейдзи — он наш мозг, а мы его руки и ноги.

— Ответ, достойный воина. Может быть, у вас осталось сакэ не только для “последней сакадзуки”? Не приличествует всё-таки упиваться нам американским напитком.

— Эй, Миура! Сакэ! — заорал капитан.

— Нужно уметь провести последние часы разумно, — продолжал разглагольствовать Хамада. — Так свойственно только нам, японцам. Англосаксы в нашем положении только хныкали бы или молили своего Христа. Мы — нет! Наши сердца спокойны, души ясны. Мы знаем свой долг. В этом наша сила и превосходство. И поэтому, Танака-сан, мы сейчас с вами пьем и только радуемся своей судьбе. Вы курили когда-нибудь опиум или пробовали кокаин? Нет? Напрасно. А женщины? Почему не нашлась двух женщин? Они украшают пир, и их долг ласкать нас, мужественных воинов, перед подвигом!

В дверях показался Миура с бутылкой сакэ.

— Миура! — снова заорал капитан. — Двух красоток, да поживее!

— Слушаюсь, господин капитан, но…

— Что?! — Танака потянулся рукой к кобуре пистолета.

Старший писарь пулей вылетел за дверь. Выйдя из штаба, он минуту-другую поразмыслил над приказом капитана и, подражая ему, завопил:

— Эй, Кавагоэ! Где ты, животное?

Из-за угла строения показался денщик капитана.

— Где ты шлялся? — продолжал орать Миура. — Мне за тебя приходится отдуваться! Бери винтовку — пойдем добывать красоток. Капитан совсем бешенный стал от спиртного!

Вскоре они бежали мимо казарм, свернув в сторону, где жила семья Нарциссо.

4

Спустя полчаса в том же направлении отправились и Эдано с Савадой. Механик прихватил с собой карабин, на поясе у него болтался штык. Он понимал, почему Эдано хочет посетить сегодня Нарциссе: чтобы проститься.

Когда они подошли к склону горы, на котором прилепилась знакомая хижина, оттуда послышался выстрел.

Эдано вопросительно посмотрел на механика.

— Не могу объяснить, господин унтер-офицер. Только вряд ли это хуки.

— Всё равно. Пошли!

Через несколько минут послышался шорох. Савада взял карабин на изготовку, они замерли, вглядываясь возросли. На тропе показались двое. Механик тревожно проговорил:

— Да ведь это мать Терезы и Кавагоэ. Что там произошло?

Женщина и солдат подошли ближе. Мать Терезы прошла мимо Эдано и Савады не подняв глаз.

— За что ты её? — попытался остановить денщика Савада.

— Там Миура, — ответил тот, не задерживаясь. — Сам объяснит. Он бросился за девкой, а мне приказал обождать его внизу.

— И здесь эта сволочь напакостила, — с ненавистью проговорил вслед Кавагоэ механик. — Грязное дело!

— Посмотрим! — жестко произнес Эдано и двинулся вверх по тропе.

Вскоре, запыхавшись от быстрой ходьбы, они добрались до хижины. Из открытых дверей её не доносилось ни звука.

— Эй, Тереза! — крикнул Эдано. Ему никто не отозвался. — Странно. А ну зайдем!

В полумраке, на залитой кровью бамбуковой циновке, лежал Нарциссе. Старик был мертв. В руке у него был зажат боло — длинный крестьянский нож.

Лицо Эдано посерело. Опять ненужная смерть. Он медленно поклонился телу убитого и вышел. Савада, как тень, последовал за ним. Обоих прясло от ярости.

— Где же Тереза? — с тревогой спросил Эдано.

Вдруг послышался треск кустарника. Из зарослей показался Миура. Тяжело отдуваясь, он волоком тащил Терезу. Та только вскрикивала от боли. Её лицо, руки и ноги были исцарапаны в кровь.

— А-а… Хорошо, что вас прислали помочь. Прыткая, чертовка. Еле догнал! — Миура обрадовался.

— А что она натворила? — сквозь зубы спросил Эдано.

— Да ничего. Их благородиям, капитану и поручику, понадобились женщины, а других здесь поблизости нет.

— А старика зачем убили?

— Вздумал сопротивляться. Пришлось…

— Отпусти её!

— Что?!

— Отпусти!

— Да вы что? Я немедленно доложу господину капитану и… А-а! — закричал он, взглянув на искаженное гневом лицо Эдано.