Ветер богов

— Да, пятьдесят пять лет. А всё рис — наш кормилец и горе. Твой друг, Савада, рослый парень. Он, наверное, всегда хорошо ел. А если с утра до ночи, не разгибаясь, растить рис… Растить рис, который у тебя отберут… Солнце, москиты, пиявки. И работать, не разгибая спины. Жили впроголодь и отец мой, и дед, и прадед… Рис у нас отбирали испанцы, потом американцы. Те через помещиков, а вы, японцы, сами. Веками недоедаем, веками. Где нам быть рослыми, как сохранить молодость. Вот матери Терезы тридцать лет, а она… В городе видел я жен и дочерей асьендэро^[16], они в такие годы куда моложе выглядят… Пусть друг Савады извинит меня за такие слова.

— Скажи ему, Савада, что это теперь в прошлом. Императорская армия если и отбирает рис, то только потому, что война заставляет. Потом будет иначе.

Старик с сомнением покачал головой:

— Никогда чужеземцы ничего хорошего нам не приносили. Зачем они пришли в нашу страну?

— Мы — азиаты — освободили вас от угнетателей янки!

— Не знаю. Меня ваши соотечественники освободили от риса и буйвола. Теперь мы все, наверно, умрем с голода… От ваших солдат я прячу невестку и внучку. Нет, что старое ярмо, что новое — для буйвола не легче… А у вас есть помещики? Есть. Значит, ваши крестьяне тоже работают на них? Да. Какую же тогда свободу вы нам обещаете? Кому?..

Савада переводил слова старика, и Эдано не знал, как на них ответить. В самом деле, что изменится здесь, если этот измученный работой человек будет и дальше надрываться на работе для помещика? А если старик в чем-то неправ?..

Раньше Эдано всё казалось гораздо проще, понятнее.

Глава третья

1

Капитан Танака собрал летчиков, чтобы ознакомить их с положением на фронтах. Они уселись полукругом на пожухлой траве возле штаба. Невзирая на то, что уже перевалило за середину декабря, день стоял жаркий, душный.

Капитан стоял, возвышаясь над подчиненными и картинно положив руку на эфес сабли.

Из его речи, облеченной в казенно-оптимистическую форму, камикадзе поняли главное: обстановка на фронтах ухудшалась. Американцев не удалось выбить с Лейте, и на этом острове оказались скованными пять дивизий генерала Ямаситы — основные силы его 14-й армейской группировки. На подкрепления надеяться было нечего.

Теперь на очереди наступление янки на Лусон — основную японскую базу. Это тем более вероятно, что войска противника уже высадились и на острове Минданао — самом крупном в архипелаге…

Заканчивая речь, командир отряда, иронически отозвавшись о боевых качествах пехотинцев, патетически воскликнул:

— Только мы, летчики отрядов особого назначения, способны, как карающий меч, поразить врага и нанести ему решающее поражение! Банзай!

Выслушав вялое и нестройное “банзай” подчиненных, капитан круто повернулся и зашагал в штаб. Летчики пошли к машинам, молча обдумывая речь начальника, и только порывистый Иссумбоси выразил вслух главное:

— Значит, друг Ичиро, скоро и наша очередь…

Подойдя к своему самолету, Эдано сделал вид, будто не заметил вопросительного взгляда Савады, который за последние дни резко изменился.

Он всё больше мрачнел, неохотно откликался на шутки командира, даже как-то постарел, разница в возрасте между ним и Эдано стала заметнее.

Механик, вздыхая, топтался вокруг самолета. Он десятки раз уже проверил мотор и сейчас обтирал пыль с плоскостей и хвостового оперения. Савада понимал бессмысленность дела, которым занимался. Тренировочные полеты закончились, и если этот самолет поднимется ещё раз в небо, то уже не вернется. Не всё ли равно, в каком виде он грохнется на палубу вражеского корабля?

Аэродром замер. Горючего осталось в обрез, только в баках машин — на вылет в один конец… Пилоты валялись на койках или бесцельно слонялись из угла в угол. Все им осточертело: и аэродром с побуревшей от зноя травой, и горы, заслонявшие горизонт. Даже Миура за бутылку баси драл сумасшедшую цену.

— Я, господа летчики, не грабитель, — оправдывался он как-то в разговоре, который слышал Эдано. — Конечно, цена высокая, но что я могу поделать? Дешевле сейчас не достанешь. Может, кто-нибудь из вас сумеет? И потом, зачем такие грубые слова? Я следую заветам генерала Араки. Этот выдающийся патриот говорил: “Если вы даже воруете, но вы должны совершать это в японском стиле, сохраняя независимую гордость и извиняясь вежливо перед тем, кого вы грабите…”

“Ловкий, шельма”, — подумал тогда Эдано.

…Нервное ожидание воцарилось в отряде “Белая хризантема”. Ссоры возникали по самым пустяковым поводам. И больше всех раздражался сам командир отряда — капитан Танака.

Капитан срывал свою злость на первом, кто попадался на глаза. Камикадзе капитан трогать остерегался, но остальным доставалось. Денщик ходил избитый, словно только что побывал в портовой драке. Причиной дурного настроения капитана был страх, недостойный настоящего самурая, каким до сих пор считал себя Танака.