Ветер чужого мира

Миновав заросшую кустарником лужайку, он увидел, что свет еще пробивается из-под опущенных портьер.

На крыльце он остановился, пораженный внезапной мыслью: «А ведь есть еще Стаффи, и я, и старина Эйб Хоукинз… Нас много…»

Дверь отворилась, и на пороге стояла Воспитательница, гордая и прекрасная, и ничуть не удивленная. Словно ждала его прихода.

Две другие сидели у камина.

– Не хотите ли войти? – спросила она. – Мы так рады, что вы вернулись. Дети уже ушли, нашей беседе никто не помешает.

Он вошел и сел в кресло, аккуратно примостив шляпу на колене.

И снова в воздухе слышался топот детских ножек, и время остановилось, и звучал вокруг детский смех.

Он сидел и качал головой, размышляя. Воспитательницы ждали.

Как трудно порой найти верные слова, думал он.

Дин снова ощущал себя нерадивым второклассником у доски.

Они ждали, но ждали терпеливо, понимали: ему нужно время.

Он должен найти верные слова. Должен заставить их понять.

Нельзя говорить необдуманно. Его слова должны звучать естественно и логично.

Но откуда взяться логике?

В том, что старикам, подобным ему и Стаффи, нужны Воспитательницы, логики не было и в помине.

Инструменты

Венера сломила многих. Теперь она принялась за Харви Буна, и хуже всего было то, что Бун знал это, но поделать ничего не мог.

Впрочем, виновата тут была не только Венера. Немало поработал и Арчи – штуковина в говорящей банке. Пожалуй, неправильно называть Арчи просто штуковиной. Арчи следовало бы называть «оно» или «они». Несмотря на то что люди разговаривали с ним и изучали его почти сотню лет, в действительности никто толком ничего не знал о нем.

Харви Бун работал на Венере официальным наблюдателем от Института Солнца. Отчеты, которые он регулярно отправлял на Землю с ракетами, нагруженными радием, пополняли и без того огромный банк данных об Арчи. Данных, которые практически ни о чем не говорили.

Венера и сама по себе достаточно плоха. Люди гибнут от малейшей трещины на скафандре или неполадок радиевого щита. Но эта планета умеет убивать и иначе. У нее были способы получше, а точнее говоря, похуже.

На любой чужой планете трудно жить и оставаться в своем уме. Да и слово «чужой» мало что объясняет, пока человек не столкнется с этим лицом к лицу и не получит между глаз.

Венера – чужая вдвойне. Некоторым постоянно кажется, будто кто-то следит за ними, следит все время и ждет, только вот непонятно чего.

На Венере все время что-то крадется за тобой, оставаясь на самой границе тени. Тебя не покидает чувство, что ты здесь чужой, не к месту, незваный гость. Что-то постоянно давит на психику, и нередко люди начинают сами искать смерти или, еще того хуже, превращаются в живых мертвецов.

Харви Бун сидел, съежившись в кресле, в углу лаборатории, и то и дело прикладывался к бутылке с виски, пока Арчи хихикал над ним.

– Что-то с нервишками? – осведомился он. – Совсем расшатались?

Бун запрокинул бутылку, рука его дрожала. Даже глотая виски, он не сводил горящих ненавистью глаз с банки из свинцового стекла.

Бун знал, что Арчи говорит правду. Даже в его затуманенный алкоголем мозг не могла не проникнуть очевидная мысль: он сходит с ума. Он видел, что Джонни Гаррисон, начальник станции, наблюдает за ним. И доктор Стил. Док был психологом, а уж если он начинал следить за кем-то, это означало, что тому пора было браться за ум. Ведь слово доктора – закон, по крайней мере, должно быть законом.

Раздался стук в дверь, и в комнату уверенной походкой вошел доктор Стил.

– Доброе утро, Бун, – сказал он. – Привет, Арчи.

Арчи откликнулся механическим безжизненным голосом.

– Налей себе выпить, – предложил Бун.

Док отрицательно покачал головой, достал из кармана сигару, взял нож и аккуратно разрезал ее пополам. Одну половинку он положил назад в карман, а вторую сунул в рот.

– Ты что, никогда не закуриваешь? – раздраженно спросил Бун.

– Нет, – весело ответил док, – предпочитаю так. Как дела, Арчи? – продолжал он.

– Вечно ты задаешь мне этот вопрос, док. – Несмотря на механическое жужжание, в голосе Арчи слышались ворчливые нотки. – Что может со мной случиться? Я всегда в полном порядке.

– Почему-то я все время забываю, что ты особенный, – рассмеялся док. – Хотел бы я, чтобы и люди были такими же. Парни, как я, им были бы вообще не нужны.

– Молодец, что зашел, – проскрипел Арчи, – с тобой всегда приятно поболтать. С тобой у меня никогда не возникает ощущения, что ты что-то вынюхиваешь.

– Он говорит это нарочно, чтобы разозлить меня, – огрызнулся Бун.

– Не беспокойся, я ему не позволю, – успокоил док Буна. – Думаю, через сотню лет это действительно может поднадоесть, – снова обратился он к Арчи. – Только все это мартышкин труд. Похоже, так до сих пор никто ничего о тебе и не выяснил. Может, просто слишком глубоко копали, – проговорил он, и его сигара переместилась из одного угла рта в другой.

– Что ж, возможно, ты прав, – отозвался Арчи. – Ты напоминаешь мне Мастерсона – уж очень отличаешься от всех этих типов, которые сейчас меня изучают.

– Что, не любишь их? – Док подмигнул Буну, и тот сердито сверкнул на него глазами.