Ветер чужого мира

Неудивительно, что здешние дети взрослели не по годам. Их детство высасывалось голодной формой жизни, смотревшей на них как на еду. Вероятно, на долю человека выпадает немало детской безмятежности. Но если то, что полагается каждому ребенку, получит кто-то другой, то из ребенка вырастет взрослый, не способный радоваться жизни и смеяться.

Воспитательницы не брали денег. Они не нуждались в деньгах. Их дом ломился от яств, накопленных за долгие годы.

И за все эти годы он оказался первым, кто разгадал природу инопланетных существ, которых привез в город Ламонт Стайлз. Эта мысль отрезвляла. Должно быть, виной всему его преклонный возраст. Впрочем, это всего лишь пустые слова, нечего себя жалеть.

Впрочем, как посмотреть. Не компенсируется ли утрата способностей в старости чем-то иным? И пока тело слабеет, а разум тускнеет, старики обретают некие волшебные силы, нечто вроде собачьего чутья, словно угольки догорающей жизни.

Дин привык всуе поминать свой преклонный возраст, словно сам факт старения был некоей добродетелью. Постепенно выпадая из настоящего, он довел свою одержимость прошлым до опасной черты. Он чувствовал, что впадает в детство, – возможно, в этом и заключалась разгадка. И именно поэтому он видел сверкающий шар и рождественский свет?

Интересно, что случилось бы, коснись он того шара?

Надев шляпу, Дин отстранился от ствола и побрел домой.

Итак, что он должен делать теперь, раскрыв тайну Воспитательниц? Он может растрезвонить о них по всей округе, но едва ли ему поверят. Вежливо выслушают, стараясь не ранить его чувств, но про себя решат, что у старика разыгралось воображение. Неудивительно, ведь, кроме непоколебимой уверенности в собственной правоте, у него не было доказательств.

Дин по примеру Стаффи мог бы привлечь внимание земляков к тому, как рано стали взрослеть их дети. Но скорее всего, у жителей деревни найдется этому рациональное объяснение. Хотя бы из соображений родительской гордости. Разумеется, никого из родителей не удивляет, что их сыновья или дочери хорошо воспитаны и делают успехи в учебе.

Неужели им не кажется странным, что все без исключения дети в Милвилле послушны и уравновешенны? Нет, они ничего не замечают. Беда подкралась незаметно, никто ничего не заподозрил.

Даже он сам ничего не замечал до недавнего времени, хотя вся его жизнь была посвящена детям. А если не заметил он, чего ждать от остальных? Кто станет слушать старого сплетника Стаффи?

Горло пересохло, его замутило. Чашка кофе – вот что ему необходимо.

Дин свернул к центру города и упрямо зашагал навстречу темноте.

Интересно, какова цена потерянного детства? Что хорошего в том, что мальчики и девочки раньше сверстников бросают игрушки и перенимают взрослый взгляд на мир?

Одно из преимуществ было налицо. Милвиллские дети послушны, вежливы и нацелены на творчество. Среди них вы не найдете ни маленьких грубиянов, ни самовлюбленных выскочек.

Проблема в том, что при этом они перестают быть детьми.

Что ждет их? Возможно, в будущем из них вырастут выдающиеся политики, искусные дипломаты, первоклассные адвокаты и талантливые ученые, но разве это главное? Стоят ли все эти превосходные качества того простого факта, что у детей крадут детство?

Дин вступил в деловой центр – всего-то три улицы – и направился к единственной в городе аптеке.

Посетителей было немного. Дин сразу прошел к стойке и с несчастным видом уселся на стул, надвинув помятую шляпу до самых бровей и крепко вцепившись в прилавок, чтобы не тряслись руки.

– Кофе, – сказал он девушке, которая подошла принять заказ.

Дин пил обжигающий кофе маленькими глотками, уже сожалея, что поддался порыву зайти сюда.

Среди яркого света и хромированных поверхностей он ощущал себя неуютно и одиноко, словно пережиток прошлого, занявший не свое место.

Он почти не захаживал в деловой центр, особенно по вечерам. Впрочем, так было не всегда.

Дин улыбнулся, вспомнив, как в молодости они собирались здесь веселой и шумной компанией, вспомнил бесконечные разговоры ни о чем.

Все прошло. Где теперь та компания?

Некоторые мертвы, кто-то уехал, кого-то из дома не вытянешь.

Дин понимал, что до неприличия расчувствовался, но был слишком потрясен и расстроен, чтобы взять себя в руки.

На плечо легла чья-то ладонь, и Дин удивленно обернулся.

Молодой Боб Мартин улыбался, хотя вид у него был неуверенный, словно он сомневался, что поступает правильно.

– Сэр, мы тут сидим за соседним столиком, – промолвил он прерывистым от волнения голосом.

– Отлично, – пробормотал Дин.

– Не хотите подсесть к нам, мистер Дин?

– Пожалуй, я не против.

– Сэр, мы не навязываемся, просто…

– Нет-нет, я правда не возражаю.

– Тогда, разрешите я отнесу вашу чашку, сэр. Не волнуйтесь, ни капли не пролью.

– Я доверяю тебе, Боб, – сказал Дин, вставая. – На поле ты никогда не промахиваешься.

– Я объясню, мистер Дин. Мне нравится футбол, просто я…

Дин похлопал юношу по плечу:

– Я все понимаю, Боб. Тебе незачем оправдываться.

Дин запнулся, размышляя, уместно ли будет сказать то, что вертелось на языке, и наконец решился: