Странно, что, будучи инопланетянками, они никак не выпячивали этот факт, предпочитая жить так, словно родились в Милвилле. Они вели себя тише воды ниже травы, избегая пересудов, в то время как многие пришельцы нажили неприятности, вмешиваясь в жизнь людей и ведя себя экстравагантно.
«Впрочем, – неожиданно подумал Дин, – то, что представляется нам экстравагантностью, с точки зрения инопланетянина может быть самым обычным поведением».
Воспитательницам повезло, что их природная склонность к воспитанию детей так вписалась в человеческую модель поведения. Они оказались идеальными няньками, и их существование в качестве полезных членов общества не подвергалось сомнению.
Многие годы они воспитывали юных милвилльцев, не вызывая ни малейших нареканий. А теперь у них своя школа, хотя, вспомнил Дин, ее открытие не обошлось без скандала: воспитательницы не придерживались никаких утвержденных образовательных программ.
Он включил свет, решив что-нибудь почитать. Но ни одна книга на полках не привлекла его интереса. Пальцы теребили корешки, глаза скользили по названиям, но читать решительно не хотелось.
Дин подошел к большому окну и выглянул наружу. Фонари еще не горели, но кое-где в окнах уже зажегся свет, а временами фары проезжающего мимо автомобиля выхватывали из темноты куст, клонящийся от ветра, или застигнутого врасплох кота.
Это была одна из старейших улиц города. Некогда он мог по пальцам пересчитать всех домовладельцев: Уилсоны, Беккеты, Джонсоны, Рэндомы, но никто из них больше здесь не жил. Имена поменялись, и он больше никого не знал в лицо.
Подростки и старики, рассуждал Дин, самые одинокие создания на земле.
Он вернулся в гостиную, зажег торшер и опустился в удобное кресло, но на месте не сиделось. Дин барабанил пальцами по подлокотникам. Хотелось встать, но ради чего? Если только вымыть посуду, но посуду мыть не хотелось.
Нужно прогуляться, решил Дин. Отличная идея, нет ничего полезнее прогулки перед сном.
Надев шляпу и пальто, он вышел из дома и, дойдя до калитки, свернул на запад.
Он был уже на полпути к цели, обойдя деловой район, когда признался себе, что направляется к дому Стайлза, куда поначалу вовсе не намеревался идти.
Дин понятия не имел, что собирается делать. Его словно подталкивала некая сила, лишая права выбора.
Подойдя ближе, он остановился на дорожке к дому.
Старый дом стоял в окружении старых деревьев и кустарников. Время от времени кто-нибудь подстригал траву и высаживал цветы на клумбах в благодарность за услуги Воспитательниц, которые не признавали денег.
Вероятно, они и впрямь не нуждались в деньгах, потому что им не требовалась пища, а еще они никогда не болели, – во всяком случае, никто не видел их больными. Возможно, порой в старом доме было холодно, но дров они тоже не покупали, а для уплаты налогов Лаймонт Стайлз оставил им некую сумму. По всему выходило, деньги им и впрямь были без надобности.
Давным-давно люди судачили о том, как они обходятся без пищи, – во всяком случае, никто не видел, чтобы они закупали провизию, но со временем и эти разговоры сошли на нет. Жители Милвилля решили, что повадки инопланетянина человеку все одно не понять, так нечего и пытаться.
И они, без сомнения, были правы.
Внезапно Дину пришло в голову, что дом Стайлза еще старше его собственного. В нем был всего один этаж – так строили до того, как в моду вошли разноуровневые полы.
Сквозь тяжелые занавески пробивался свет. Воспитательницы были на месте. Впрочем, они всегда были на месте, почти никогда не покидали дома, и у людей вошло в привычку самим отводить к ним детей. А дети, даже совсем крохи, и не возражали, они обожали своих Воспитательниц.
Дин позвонил у входа, дождался шороха за дверью.
Дверь отворилась, и на пороге показалась одна из них. Свет падал на нее сзади, и Дин осознал, что в последний раз видел Воспитательницу много лет назад.
Однажды, вскоре после возвращения Ламонта Стайлза, Дин встретил на улице сразу трех, потом они попадались ему на глаза поодиночке и на расстоянии. Время стерло первое впечатление, и сейчас его снова поразил их внешний вид: грация волшебных существ, удивительное ощущение, что ты стоишь лицом к лицу с прекрасным цветком.
Лицо, если это можно было назвать лицом, излучало такую нежность и ласку, что практически лишало черты индивидуальности. Удивительные кожистые лепестки окружали его, а тело поражало сочетанием хрупкой грации и силы, заставляющей забыть про хрупкость. Во всем облике дивного существа сквозили простодушие и мягкость, заставлявшие забыть обо всем остальном.
Неудивительно, подумал Дин, что дети от них без ума.
– Мистер Дин, – спросила Воспитательница, – не хотите ли войти? Ваш визит большая честь для нас.
– Спасибо. – Он снял шляпу.
Дин вошел и услышал, как за ним закрылась дверь, и Воспитательница снова стояла рядом.
– Садитесь в кресло, – промолвила она. – Мы приберегаем его для особых гостей.
Все это выглядело таким милым и дружелюбным, но одновременно непривычным и даже пугающим.
Откуда-то из глубин дома доносился детский смех. Дин повернул голову, чтобы определить его источник.