Ветер кружит листья (СИ)

Когда солнечные лучи начали заливать постель, маленькая Кенара проснулась. Инари резко села и потянулась к ней, но девочка, глядя сквозь тетю и сестру, соскочила с постели и молча ушла в сад. Через окно тетя увидела, что ее племянница играет, казалось, как ни в чем не бывало, строя миниатюрный шалаш из листьев и травы для своих шиноби из серебряной бумаги. С тех пор, глядя на равнодушное лицо девочки, Инари не раз задавалась вопросом: «Неужели она забыла?..»

Кенара открыла глаза и обвела взглядом комнату. Ей было трудно понять, сколько прошло времени, казалось, что целая вечность. Мир потемнел из-за густой пелены туч, между небом и землей протянулись тяжелые струи дождя, где-то вдалеке грохотал гром. Холод заставил дрожь пробежать по ее телу, а полумрак сглаживал очертания окружающих предметов. И все же куноичи ощутила ясность сознания. Часы показывали всего лишь восьмой час вечера. Она села на постели и обхватила колени руками. Какие-то воспоминания теснились в ее голове и складывались в целые эпизоды.

Ей было двенадцать, стояли очень жаркие летние дни, Кенара ползала в гостиной по циновкам, собирая рассыпавшиеся камешки для аквариума. Когда она забралась под стол, то услышала, как хлопнула входная дверь. Это вернулась домой Нинаки. Молодая женщина была белой, как снег, руки ее дрожали, а взгляд отсутствовал. Инари выскочила ей навстречу.

— Ну что? Он?..

— Мертв, — хрипло произнесла куноичи. — Он мертв, тетя, он умер, умер… — она разрыдалась и принялась кусать губы, чтобы взять себя в руки.

Инари тоже побледнела и обняла племянницу.

— Это судьба. Дни Масари подходят к концу.

— Ты же не винишь меня? Я больше никогда не смогу полюбить, значит, у меня не будет детей, но есть ведь еще Кенара.

— Да, есть, — безучастно ответила Инари.

В тот вечер Кенара не видела ни сестры, ни тети. Перед сном она подошла к комнате Нинаки и постояла немного перед закрытой дверью. Войти? Что сказать? Как вести себя? Она крепко стиснула пальцы так, что стало больно, но не смогла принять решение. Ничто на свете не могло заставить ее вторгнуться в чужой мир. Прикоснуться к чужому горю без приглашения казалось бестактностью, неуважением. Кенара предпочитала в одиночестве переживать свои беды и других людей представляла такими же.

Но почему в таком случае она сожалеет о том дне?

В дверь постучали. «Может, это Тен-Тен?» — с надеждой подумала Кенара и выглянула в окно второго этажа. Удивленная, она кое-как оделась, поправила волосы, быстро омыла лицо водой и спустилась вниз, чтобы открыть Хьюга Хинате дверь.

— Привет, Кенара, — сказала девушка, пытаясь улбынуться.

— Привет, Хината, пожалуйста, проходи.

Кенара забрала у девушки зонтик, отряхнула и аккуратно сложила ее плащ, пододвинула циновку, чтобы, разувшись, Хината ступила на сухое. Обе девушки присели на диван. Хината не выпускала из рук какой-то бумажный сверток. Миссия ее была затруднительной, ведь не могла же она сказать «я знаю, что ты была влюблена в Неджи, и возможно, он отвечал тебе взаимностью». Нет, это ужасно бестактно. Хината смутилась и тихо произнесла:

— Я знаю, что вы с братиком Неджи были большими друзьями…

Кенара подняла на нее глаза, темные и блестящие. Лицо ее выглядело уставшим и почти таким же бледным, как у белокожей Хинаты.

— Думаю, он бы хотел… ему было бы приятно… Кенара, пожалуйста, возьми кое-что из его вещей!

Кенара, сдерживая дрожь в руках, приняла от Хинаты сверток и медленно развернула бумагу. Она увидела альбом с акварелями. На обложке тушью было выведено имя владельца: Хьюга Неджи, — очень аккуратными и красивыми символами. И он делал это, видно, с большим старанием. Кенара вспомнила, как в детстве ее мучили уроками каллиграфии, и она злилась и с тех пор не любила это дело, хотя оно, в принципе, соответствовало ее характеру. Девушка с нежностью погладила буквы кончиками пальцев.

Хотя она забыла о Хинате, Хината все еще сидела рядом. На лице Кенары в этот момент читались все ее чувства, так что гостья смутилась и отвела взгляд. Она не знала, что еще сказать.

В альбоме почти все страницы были заняты рисунками. Неджи рисовал исключительно пейзажи, видимо, красота природы трогала его душу. Он подписывал свои работы. Нельзя сказать, что он был настоящим художником, но в каждом рисунке ощущалось дыхание жизни. Три раза он изобразил свою поляну для тренировок, и каждый рисунок вызывал разное настроение. На первом была изображена ранняя весна: прозрачно-голубое небо, влажная черная земля, где-то вдалеке, в тенях, можно было заметить островки еще не сошедшего снега, а на серебристо-кремового цвета ветвях, тонких, гибких, уже появились коричневатые почки. Кенаре показалось, что она чувствует прохладу и свежесть этого времени года, ей вспомнилось, как полгода назад они с Неджи сражались после ее возвращения из долгого путешествия в страны Льда и Снега. Да, это была словно одна из картин ее памяти.