Ветер над яром (сборник)

До гостиницы Гюнтер добрался уже без приключений. У входа немного задержался: как мог почистил костюм, потрогал щеку, посмотрел на башенные часы. В свете луны часы показывали далеко за полночь.

Ночным портье оказался тот же приветливый парень в очках.

— Добрый вечер, — поздоровался Гюнтер.

— Добрый… — с некоторым сомнением протянул парень, внимательно рассматривая Гюнтера. Он заложил страницу своего фолианта закладкой и аккуратно закрыл его. Как в полицейском участке закрывают перед подследственным досье, чтобы он не смог ничего прочитать. Затем подал ключ.

— Простите, как вас зовут? — спросил Гюнтер.

— Петер.

— Будьте любезны, Петер, передайте горничной, чтобы с утра меня не беспокоили. Кофе пусть подаст после одиннадцати. И обязательно газеты.

— Хорошо, господин Шлей. Спокойной ночи.

— А вам спокойного дежурства.

Оставив на конторке мелочь, Гюнтер поднялся на второй этаж. В конце коридора кто-то запирал дверь, а затем из коридорчика, соседнего с номером Гюнтера, появился высокий поджарый мужчина и направился навстречу.

“Еще кто-то хочет совершить ночную прогулку”, — подумал Гюнтер.

Они поравнялись. У мужчины было волевое замкнутое лицо, под пиджаком ощущались тугие сплетения мышц.

У своей двери Гюнтер остановился и посмотрел вслед соседу. Мужчина свернул на лестницу и, судя по звуку шагов, стал спускаться.

“Где-то я уже видел его лицо, — неожиданно подумал Гюнтер. Он напряг память. — Лицо немного моложе… Давно, значит, встречались… Кажется, что-то связанное со старыми политическими лидерами левых партий… фотографиями в газетах…”

Он вспомнил, и неприятный холодок зашевелился в груди.

“Моримерди! Военная контрразведка. Лет пятнадцать назад было одно дело у политической полиции с военной контрразведкой. Тогда Моримерди проводил совместное совещание. Вряд ли он, конечно, помнит рядового инспектора политической полиции, тем более, что я на совещании не выступал. Хотя, чем черт не шутит! Да, но что нужно здесь военной контрразведке?!”

Гюнтер задумчиво стоял у двери, подбрасывая в руке ключ. И тут заметил, что из-под двери просачивается полоска мигающего света.

Гюнтер осторожно потянул за ручку. Дверь оказалась незапертой и легко приоткрылась.

В номере работал телевизор. Пастор новореформистской церкви в Брюкленде преподобный отец Пампл, затмивший своими проповедями массу телезвезд первой величины, отправлял службу на стотысячном стадионе “Уикли”.

— Грядет! — исходил пеной воинствующий пастор. — Сатана грядет! — вещал он громоподобным гласом гигаваттных динамиков. — На погибель нам и детям нашим! В обличье бледном…

Стадион ревел.

Гюнтер вошел в номер и закрыл дверь. Затем обошел вокруг королевской кровати. Перед кроватью стоял столик на колесиках, уставленный бутылками и закусками. А на кровати, поджав под себя ноги, сидела смазливая брюнетка в пышном, напоминающем ком пены из огнетушителя платье. С неуемным восторгом, словно наблюдая финальный матч по кейтчу, она смотрела на экран.

— Я случайно не ошибся номером? — спросил Гюнтер. Брюнетка, наконец, заметила хозяина.

— Ну вот, — сказала она голосом горничной и надула губы. — Приглашает поужинать, а сам бродит где-то!

Гюнтер молча налил себе четверть стакана виски, выпил.

“Девочка не прочь погулять”, — вяло подумал он.

— Я сейчас, — буркнул Гюнтер и прошел в ванную комнату. В зеркале он внимательно осмотрел лицо. Вся левая половина, не только щека, но и лоб, затекла багровыми рубцами. К счастью, царапин не было. Если после душа сделать массаж с лосьоном, то к утру должно пройти.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Пещера напоминала нору, старую и заброшенную. В сером мраке угадывались рыхлые земляные стены, с низкого, в рост человека, свода пучками сочащихся влагой мочал свешивались корни с комьями земли. Под ногами чавкало, а из глубины норы доносилось четкое ритмичное шарканье: “Шурх-шурх, шурх-шурх”. Сухой звук в пропитанной сыростью норе казался нереальным.

Осторожно отводя от лица свисающие корни, Гюнтер пробирался пещерой на звук. Сверху с шорохом сыпались комки рыхлой мокрой земли, застревали в волосах, попадали за шиворот. Гюнтер шел и шел, а звук не приближался. Далеко впереди появился желтый лучик света. Он мигал, иногда надолго исчезал, но рос, разгорался, пока не превратился в пламя свечи. Гюнтер остановился. Учащенно забилось сердце. Поперек норы стояла большая бочка, наполовину закопанная в землю. На ней горела оплывающая воском свеча, а за бочкой, охватив ее руками, сидел огромный, красный в отблеске света мрачный человек и, наклонившись вперед, не отрываясь смотрел на свечу. Был он тучен, волосат и безобразен. Гладко выбритое лицо имело мало общего с человеческим: вместо носа — свиное рыло, пасть — с торчащими сомкнутыми клыками.

Гюнтер застыл на месте и боялся пошевелиться. Казалось, сделай он движение, его заметят, и произойдет нечто страшное.

Откуда-то со стороны, словно голос диктора за кадром при показе фильма, донеслось: — “Это был вампир. — Почему-то голос говорил в прошедшем времени. — Он ел сырое мясо и свернувшейся кровью не брезговал…”