Читаем Ветер над сопками полностью

Где-то на вершине сопки послышались шаги. Речкин прислушался до того чутко, что даже перестал дышать. По телу прокатило горячей волной. Но это был не страх. Радостное волнение охватило Алексея.

– Свои, свои… – тихо прошептал он и приподнялся на локтях.

Шаги приближались. Шел не один человек и даже не двое. Странная деталь насторожила Речкина – некий металлический звон. Послышались голоса, они были все ближе, но Алексей не мог разобрать ни слова. И тут его осенило – язык был немецким, а глухой металлический звон – это удары шипов егерских ботинок о камни.

Речкин опустился обратно, на землю, и накрылся шинелью до самого носа. И вновь по жилам прошла горячая волна. Волна страха. Настолько сильного, что он вмиг позабыл про боль, озноб и усталость. Так и лежал лейтенант, оцепенев от ужаса, не в силах и шелохнуться.

Первый егерь спустился с вершины сопки на удалении в десяток метров. Не заметив пограничника, он так и прошел дальше. Алексей видел лишь его спину. Крупную, немного сутулую, перетянутую ремнями и покрытую темными пятнами пота. Вслед за ним прошел второй, третий… Послышался окрик откуда-то снизу. Видимо, еще одна группа шла вдоль ручья.

Все они о чем-то громко разговаривали, не боясь быть услышанными. Это наводило на мысль о том, что не для поиска советских окруженцев они были здесь. Алексей осторожно расстегнул кобуру и достал оттуда свой «ТТ». Аккуратно, усилием двух рук, он взвел пистолет, держа его под краем шинели.

Речкин насчитал пять человек, кроме тех, что шли где-то у ручья, как вдруг прямо на шинель, которой он был накрыт, посыпались земля и мелкие камушки. В одном шаге от Алексея приземлился немец, спрыгнув со скального выступа, под которым лежал Речкин. Что-то легкое упало на землю. Алексей перевел взгляд и заметил рядом с собой сигарету. Егерь раздосадованно выругался и обернулся в поисках пропажи.

Глаза их встретились. Лицо егеря было совсем молодое, мальчишеское. Ровная, гладкая кожа не была еще тронута ни морщинами, ни даже щетиной. Ужас горел в его взгляде, как и во взгляде Речкина.

Эта молчаливая сцена длилась мгновение, но для Алексея она показалась вечностью. Пограничнику оставалось лишь одно. Он вскинул руку с пистолетом вверх и нажал на курок. Выстрел прокатился едва слышным эхом. Скрестив руки на груди, гитлеровец сделал пару косых шагов в сторону и упал наземь.

Егеря, еще не поняв, что произошло, бросились врассыпную. Послышался чей-то громкий крик, видимо, их командира. Речкин, опираясь на руки, резко развернулся лицом по направлению ствола пулемета и передернул затвор. От этого рывка боль вновь ударила молнией от ноги до самой головы. Алексей закусил нижнюю губу, тяжело дыша. В глазах все помутнело, но он держался из последних сил.

Замешательство горных стрелков длилось недолго. Укрывшись за камнями и порослью карликовой березы, они открыли огонь из винтовок и автоматов в сторону Речкина.

Пули засвистели у самой головы Алексея. Несколько из них звонко вонзились в скальную породу возле него. Лейтенант открыл ответный огонь.

– Бей фашистов! За Родину! – пытался ввести в заблуждение немцев Речкин сдавленным от боли криком. – Взвод, в атаку, вперед!

Подстреленный егерь, лежащий в шаге от лейтенанта, тихо хрипел, пытаясь приподнять голову. Из его рта сочилась на мох алая вспененная лента крови.

Лощина, что лежала меж двух сопок, на склоне одной из которых находился Алексей, все злее скалилась автоматной и винтовочной стрельбой.

Речкин только и успевал убирать голову вниз под градом пуль.

– Держать оборону, Речкин! Держать оборону, лейтенант! – талдычил себе под нос Алексей.

Патронов в одном-единственном диске «ДП» было и так меньше меньшего. С каждой новой очередью, выпущенной из него, Речкин напряженно ждал, когда он опустеет окончательно. В пистолете патронов оставалось всего два.

Не зря говорят, что на миру и смерть красна. Совершить подвиг при свидетелях, а значит, увековечить его – это одно дело. И совсем другое – пасть смертью храбрых в одиночку. Подвиг от этого не перестает быть подвигом, но обречен на безызвестность. Речкин не думал об этом в тот момент, но не раз раздумывал об этом в ДОТе. Ему было очень жаль тех, кто мужественно стоял до конца, один, без свидетелей, удостаиваясь после самого простого места в самой простой сводке о потерях… И не думал, что именно такую участь уготовит ему судьба.

Что-то сильно толкнуло Речкина в левое плечо. Рука ослабла, и приклад непроизвольно выскользнул из нее. Алексей ощупал руку. Она была мокрая и липкая от крови.

– Чтоб вас… – зло процедил он сквозь зубы.

Речкин изловчился и сумел прижать приклад к плечу одной лишь правой рукой, ее же пальцами нажимая на спусковой крючок.

Перейти на страницу:

Все книги серии Война. Штрафбат. Они сражались за Родину

Пуля для штрафника
Пуля для штрафника

Холодная весна 1944 года. Очистив от оккупантов юг Украины, советские войска вышли к Днестру. На правом берегу реки их ожидает мощная, глубоко эшелонированная оборона противника. Сюда спешно переброшены и смертники из 500-го «испытательного» (штрафного) батальона Вермахта, которым предстоит принять на себя главный удар Красной Армии. Как обычно, первыми в атаку пойдут советские штрафники — форсировав реку под ураганным огнем, они должны любой ценой захватить плацдарм для дальнейшего наступления. За каждую пядь вражеского берега придется заплатить сотнями жизней. Воды Днестра станут красными от крови павших…Новый роман от автора бестселлеров «Искупить кровью!» и «Штрафники не кричали «ура!». Жестокая «окопная правда» Великой Отечественной.

Роман Романович Кожухаров

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Испытание огнем. Лучший роман о летчиках-штурмовиках
Испытание огнем. Лучший роман о летчиках-штурмовиках

В годы Великой Отечественной войны автор этого романа совершил более 200 боевых вылетов на Ил-2 и дважды был удостоен звания Героя Советского Союза. Эта книга достойна войти в золотой фонд военной прозы. Это лучший роман о советских летчиках-штурмовиках.Они на фронте с 22 июня 1941 года. Они начинали воевать на легких бомбардировщиках Су-2, нанося отчаянные удары по наступающим немецким войскам, танковым колоннам, эшелонам, аэродромам, действуя, как правило, без истребительного прикрытия, неся тяжелейшие потери от зенитного огня и атак «мессеров», — немногие экипажи пережили это страшное лето: к осени, когда их наконец вывели в тыл на переформирование, от полка осталось меньше эскадрильи… В начале 42-го, переучившись на новые штурмовики Ил-2, они возвращаются на фронт, чтобы рассчитаться за былые поражения и погибших друзей. Они прошли испытание огнем и «стали на крыло». Они вернут советской авиации господство в воздухе. Их «илы» станут для немцев «черной смертью»!

Михаил Петрович Одинцов

Проза / Проза о войне / Военная проза

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза