Ветер перемен

Волк долго и удивленно нам внимал, слегка прижав уши, а потом демонстративно оскалился, показав свои клыки, и как-то странно тявкнул, вероятно, предлагая нам заткнуться.

Заткнуться я не пожелала и, подгоняя кобылу всеми известными мне выражениями, которых я и знать-то не должна была, пустила ее в бешеный галоп. Пустить-то пустила, но, находясь в полуобморочном состоянии, даже и не подумала, что животиной нужно управлять. Кобыла несла меня по собственному усмотрению и, естественно (о венец непроходимой глупости!), на полном скаку врубилась в кусты и углубилась в лес. Деревья росли густо, и лошади пришлось замедлить бег. Но все равно уворачиваться от веток удавалось не всегда. За каких-то пару минут я заработала напрочь исцарапанное лицо и руки, трижды прикушенный язык и отбила многострадальный зад. Поэтому, когда наконец какая-то толстенная ветка все-таки вышибла меня из седла и я, каким-то чудом не застряв в стременах, растянулась под ракитовым кустом (все герои умирают под ракитовым кустом; во флоре я разбиралась слабо, но надеялась, что «мой» куст — не исключение), то с глупым подхихикиваньем (наверное, нервы) принялась ощупывать себя на предмет полученного ущерба. Ущерб оказался минимальным. Моим ангелам-хранителям положено было молоко за вредность работы, которую они выполняли просто блестяще. Дыхание, застрявшее где-то в легких в момент удара, уже почти выровнялось. Несколько синяков, пара-тройка царапин. Всевышние, да я в рубашке родилась! Лошадь уже ускакала. Ну и черт с ней.

— Чтоб тебя волки сожрали! — пожелала я беглянке, с трудом села, потерла отбитую спину и пообещала себе при случае пустить эту мерзавку на колбасу. Все мои немногочисленные пожитки ускакали вместе с ней.

Кряхтя, поднялась и тут же оперлась рукой о ствол какого-то хилого деревца, одновременно другой рукой вытерла кровь со щеки, тщетно пытаясь унять головокружение. Болело все, что, в принципе, неудивительно. И главное, абсолютно никакого представления о том, что делать дальше. Я не знала даже, в какой стороне дорога. А потому бездумно потащила свою помятую тушку, как мне показалось, вслед за лошадью.

Поганая скотина мне так и не попалась. Но, пока я ее искала, забрела на прехорошенькую полянку с уже догорающим костерком. О давешнем волке в частности и прочих лесных хищниках в целом я все это время старалась не думать, прекрасно понимая, что встречу с оными мне пережить не удастся, а потому не стоит нагнетать и без того безрадостную обстановку. Но, увидев костер, пусть и почти потухший, я воспряла духом. Здесь есть люди! А значит, я не одна в этом треклятом лесу! Хотя встреча с ними и маловероятна, но, может, стоит походить и поаукать…

Что-то тяжелое опустилось мне на голову, ноги подогнулись, и я кулем повалилась на землю.

Пробуждение было… неожиданным. Хотя бы потому, что я стояла. Голова трещала и грозила расколоться на тысячи частей. Тупая пульсирующая боль угнездилась где-то в районе затылка. Наверное, там шишка. Ноги и руки, видимо, сильно затекли — я их не чувствовала. Я осторожно приоткрыла один глаз. Ну точно — стою. Накрепко привязанная к дереву.

А прямо напротив меня пятеро человек зверски-уголовной наружности радостно сияли беззубыми улыбками на заросших харях.

— Очнулся! — рявкнул один, и боль с затылка разлилась по всей голове. Непередаваемые ощущения.

Я очухалась окончательно, поняла, что теперь-то мне уж точно конец, и, приосанившись, рявкнула:

— Чего уставились, ротозеи?! Я — единственная дочь графа Валерия де Бруове! Отец меня уже ищет, и если вы немедленно меня не отпустите, вас уже к вечеру повесят на главной площади Миловера! — к концу тирады голос сорвался на хриплый сип, и я окончательно сникла.

— Слышь, хромой, — один из разбойников задумчиво почесал тощее брюхо. — Ты, кажись, перестарался. Послабже надо было вдарить.

— Мужики, я не понял, — еще один «романтик с большой дороги» смачно плюнул мне под ноги. — Этот парень че, думает, что он — баба?!

— Графская дочь!!! — грянул дружный хохот.

— Ребят, а давайте его прирежем, а? — подал конструктивную идею какой-то плешивый коротышка. Я попыталась в него плюнуть, но не попала.

— Позже. Мы сначала с ним потолкуем. Может, у него еще где монетки припрятаны. А, парень? Ведь припрятаны? — один из громил, довольно улыбнувшись, подбросил на ладони… мой платок с деньгами. Гады!

— Какие монетки? — совсем растерялась я. — Вы ж, поди, уже меня обыскали! И все отобрали!

— А может, они прикопаны где? А? Вспоминай!

— Да нечего мне вспоминать! — едва не разревевшись, выпалила я… и вдруг, озаренная догадкой, уже спокойнее добавила: — Отцу в замок весточку пошлите, он за меня выкуп даст.

И ехидно додумала: «А потом его стража вас всех в капусту порубает».

— Ясно. Кончайте его, мужики. Чего с блаженного возьмешь?

Я, уже размечтавшаяся о том, как отец меня спасет, даже не заметила, как в руках у разбойников появились кинжалы. Большие. И, наверное, острые. Страшно.

— Мамааааааа!!! — заорала я и, чувствуя, что на глаза все-таки наворачиваются слезы, крепко зажмурилась.