Он вытащил одежду и обнаружил под ней то, что придавало сундуку тяжесть. Отец Келлса был плотник, и здесь хранился его инструмент. Тиму не надо было спрашивать взрослых, чтобы догадаться, что стоит все это немало, потому что инструменты были из кованого металла. «Он бы мог их продать, чтобы заплатить налог. Он ведь их в руки не берет; небось, и не знает, с какой стороны за них взяться. Так продал бы тому, кто знает, — хоть бы и Хаггерти Гвоздю, — уплатил бы налог, и еще осталось бы».
Для такого поведения было свое название, и Тим его знал, благодаря вдове Смак. Скупость — вот как это называется.
Он попытался вытащить ящик с инструментами, но не смог. Тот был слишком тяжел для него. Тим выложил молотки, отвертки и шлифовальный брусок на одежду и вытащил опустевший ящик. Под ним оказалось пять головок от топора, при виде которых Большой Росс крякнул бы в изумлении и отвращении. Драгоценная сталь была изъедена ржой, и Тиму не надо было пробовать лезвия пальцем, чтобы убедиться, что они затупились. Муж Нелл изредка точил топор, которым сейчас пользовался, но к запасным он явно давно не прикасался. К тому времени, как они ему понадобятся, скорее всего, они уже никуда не будут годиться.
В углу сундука обнаружился мешочек из оленьей шкуры и что-то завернутое в тонкую замшу. Тим развернул сверток и обнаружил портрет женщины с милой улыбкой. Густые темные волосы спадали ей на плечи. Тим не помнил Миллисент Келлс — ему было всего-то года три-четыре, когда она ушла на пустошь, куда все мы со временем прибудем, — но он знал, что это она.
Он снова завернул портрет, положил на место и взялся за мешочек. В нем прощупывался только один предмет — маленький, но довольно тяжелый. Тим распустил завязки и перевернул мешочек. Новый удар грома заставил его дернуться от неожиданности, и предмет, скрывавшийся на самом дне сундука Келлса, выпал на ладонь Тима.
Это была счастливая монета его отца.
Тим сложил все обратно в сундук, кроме вещи, принадлежавшей его отцу: вернул на место инструменты, сверху навалил Келлсову одежду, закрыл сундук и затянул ремни. Все прошло хорошо, но когда Тим вставил ключ в замок сундука, тот лишь свободно провернулся, не задев механизма.
Бесполезен, как мусор.
Оставив попытки запереть сундук, Тим вновь накинул на него старое одеяло и долго с ним возился, пока, наконец, ему не показалось, что оно лежит точь в точь, как раньше. Тим часто видел, как отчим поглаживает сундук и сидит на нем, но открывал его он редко и то лишь для того, чтобы достать точильный камень. Так что хотя его маленькое преступление могло еще долго оставаться незамеченным, Тим понимал, что это не навсегда. Когда-нибудь настанет день — может быть аж в следующем месяце, но скорее всего, на следующей неделе (или даже завтра!), когда Большой Келлс решит достать свой точильный камень или вспомнит, что у него есть еще одежда кроме той, которую он когда-то принес с собой в сумке. А увидев, что сундук не заперт, он тотчас же кинется за мешочком из оленьей кожи и поймет, что монеты в нем уже нет. И что тогда? Тогда жене и пасынку крепко влетит. Очень крепко.
Тим боялся этого, но чем больше он смотрел на знакомую красновато-золотую монету с продетой сквозь нее серебряной цепочкой, тем больше злился. Злился по-настоящему, впервые за свою жизнь. Это была не бессильная мальчишечья злоба, но ярость мужчины.
Тим уже спрашивал у старика Дестри про драконов и про то, что они могут сделать человеку. Было ли папе больно? Остались ли от него какие-нибудь… части? Фермер понимал, что у мальчика горе. Он мягко положил руку ему на плечи и сказал: «Нет и нет. Драконий огонь — самый горячий в мире, даже горячее, чем жидкий камень, который вытекает из щелей в земле далеко к югу отсюда. Так говорится во всех историях. Человек, который попадает под залп драконьего огня, в одну секунду превращается в пепел. Одежда, обувь, пряжка на ремне — все. Так что если ты боишься, что твой папа страдал — выкинь это из головы. Для него все кончилось в один миг».
«Одежда, обувь, пряжка на ремне — все». Вот только монета папина даже не испачкалась, и все звенья на серебряной цепочке были целехоньки. А ведь он не снимал ее даже когда шел спать. Так что же приключилось с Большим Джеком Россом? И как монета оказалась у Келлса в сундуке? Тиму в голову пришла ужасная мысль и он, кажется, знал кто может сказать, правильная она или нет. Но для этого требовалось собраться с духом.
«Приходи ночью, потому что твой, хе-хе, покорный слуга любит поспать днем, когда ему выдается свободная минутка».
А ночь уже наступала.
Мама все еще спала. Тим оставил подле нее свою грифельную доску, на которой написал: «ЗА МЕНЯ НЕ ВОЛНУЙСЯ. СКОРО ВЕРНУСЬ».
Конечно, ни один мальчик на свете не в состоянии понять, насколько бесполезно обращать к матери такую просьбу.