Ветер сквозь замочную скважину

Он зашел в дом и вернулся с кошелем из оленьей кожи. Это был тот самый кошель, над которым, еще в Полную Землю, плакала мама. Кошель Большого Росса. В те дни жизнь казалась светлее, хоть Большого Росса уже и не было в живых. Келлс отдал кошель Нелл, подставил руки и приказал отсчитывать ему драгоценные куски серебра.

Все это время гость молча взирал на них со своей черной лошади, но когда Келлс собрался спуститься с крыльца, чтобы передать ему налог (то есть почти все, что у них было — даже скромный заработок Тима пошел в общий котел), сборщик покачал головой.

— Стой на месте. Я хочу, чтобы мальчик принес его мне, ибо он красив, а в лице его я вижу черты его отца. Вижу отчетливо, да.

Тим взял две пригоршни серебряников (таких тяжелых!) из рук Большого Келлса, который прошептал ему на ухо: «Поосторожней с ними, бестолочь, не урони».

Тим спустился с крыльца, будто во сне. Поднял сложенные лодочкой руки, но прежде, чем он успел понять, что произошло, сборщик схватил его за запястья и затащил на лошадь. Тим увидел, что лука седла украшена вязью серебряных рун: луны, звезды, кометы, чаши, из которых изливался холодный огонь. В то же время Тим понял, что каким-то чудесный образом сборщик успел забрать серебряники, но, хоть убей, не помнил, когда это случилось.

Нелл вскрикнула и ринулась вперед.

— Поймай ее и держи! — голос сборщика оглушительно прогремел над самым ухом у мальчика.

Келлс схватил жену за плечи и грубо оттащил. Она споткнулась и упала на доски крыльца, вокруг щиколоток разметались юбки.

— Мама! — закричал Тим. Он попытался спрыгнуть с седла, но сборщик с легкостью его удержал. Пахло от него жареным на костре мясом и застарелым холодным потом.

— Сиди спокойно, юный Тим Росс, она же совсем не пострадала. Вон, смотри, как ловко она поднимается, — потом обратился к Нелл, которая и вправду уже успела подняться на ноги: — Не волнуйся, сай, я всего лишь перекинусь с ним парой слов. Разве смогу я навредить будущему налогоплательщику?

— Если навредишь, я убью тебя, дьявольское отродье, — ответила она.

Келлс поднес ей к лицу кулак:

— Заткни пасть, женщина! — но Нелл не отпрянула. Видела она сейчас только Тима, сидящего на черной лошади перед сборщиком, который сплел руки на груди ее сына.

А сборщик лишь улыбался, глядя на них: один уже занес кулак для удара, у второй текли слезы по щекам.

— Нелл и Келлс! — провозгласил он. — Какая счастливая пара!

Коленями заставив лошадь развернуться, он медленно прошествовал к воротам. Тим чувствовал крепко обхватившие его руки, а щеку ему обдавало зловонное дыхание сборщика. Уже в воротах, тот коленями заставил лошадь остановиться:

— Ну что, юный Тим, как тебе нравится твой новый отчим? Говори правду, но говори тихо. Это наш разговор и только наш — тем двоим до него дела нет, — в ухе Тима все еще звенело, но шепот он услышал отчетливо.

Тим не хотел поворачиваться, не хотел, чтобы бледное лицо сборщика приблизилось еще больше, но у него был секрет, который пожирал его изнутри. Так что он провернулся и прошептал на ухо сборщику податей:

— Когда он напивается, то бьет мою маму.

— Правда? Что ж, меня это не удивляет. Разве отец его не бил его мать? А то, что мы видим детьми, остается с нами на всю жизнь.

Взметнулась рука в перчатке, и оба они оказались под полой тяжелого черного плаща словно под одеялом. Тим почувствовал как другая рука засовывает что-то твердое и маленькое в карман его штанов:

— Я кое-что тебе дарю, юный Тим. Это ключ. И знаешь ли ты, что делает его особенным?

Тим покачал головой.

— Это волшебный ключ. Он открывает все, что угодно, но только один раз. После этого, он бесполезен, как мусор, так что будь осторожен, используя его! — он засмеялся так, как будто это была самая смешная шутка, которую он когда-либо слышал. От его дыхания Тима замутило.

— Мне… — он сглотнул, — мне нечего отпирать. В Листве нет замков, кроме как в кабаке да в тюрьме.

— О, я думаю, тебе известен еще один, разве нет?

Тим поглядел в пугающе веселые глаза сборщика и ничего не сказал. Тем не менее, тот кивнул, словно бы получив ответ.

— Что ты там говоришь моему сыну?! — закричала с крыльца Нелл. — Не заливай его уши ядом, дьявол!

— Не обращай на нее внимания, юный Тим, скоро она сама все узнает. Знать будет, да не увидит, — сборщик ухмыльнулся. Зубы у него было очень большими и очень белыми. — Ну так что, отгадал загадку? Нет? Ничего, отгадаешь со временем.

— Иногда он открывает его, — пробормотал Тим будто бы во сне, — достает точильный камень, чтоб топор поточить. Потом снова запирает. По вечерам он сидит на нем, как на стуле, и курит.

Сборщик податей даже не спросил, о чем это он:

— И он его поглаживает каждый раз, когда проходит мимо, правильно? Как хозяин поглаживает свою старую, но любимую собаку. Ведь так, юный Тим?

Все это было правдой, но Тим ничего не сказал. Да и не нужно было ничего говорить: Тим чувствовал, что нет такого секрета, который можно было бы скрыть от разума, таящегося за этим бледным лицом.