Ветер сквозь замочную скважину

«Кто-то отвел ее в безопасное место», подумал он. «Скорей всего в Зал собраний».

Потом он услышал из сарая ржание, непохожее на голос одной из их мулиц, и улыбнулся. Лучик, ослик вдовы Смак, привязанный к столбику, жевал сено.

Тим сунул руку в карман и ощутил укол паники, не нащупав драгоценной бутылочки. Потом он обнаружил ее, спрятавшуюся за диббином, и у него гора упала с плеч. Тим поднялся на крыльцо (знакомый скрип третьей ступеньки заставил его почувствовать себя мальчиком из сна) и открыл дверь. В доме было тепло, потому что вдова Смак развела в очаге жаркий огонь, и он только теперь прогорел до толстого слоя серого пепла и розовых угольков. Она спала в кресле его отца, спиной к нему и лицом к очагу. Как Тим ни рвался к матери, он все же остановился, чтобы скинуть башмаки. Вдова пришла сюда, когда здесь никого не было; она развела огонь, чтобы в домике было тепло; даже в минуту, когда деревне, казалось, грозило разрушение, она не забыла свой соседский долг. Тим ни за что на свете не хотел бы ее разбудить.

Он на цыпочках подошел к открытой двери спальни. Его мать лежала в постели — сжатые руки на покрывале, невидящий взгляд направлен на потолок.

— Мама? — прошептал Тим.

В первое мгновение она не пошевелилась, и в сердце Тима вонзилось холодное копье страха. Он подумал: «Я опоздал. Она лежит там мертвая».

И тут Нелл приподнялась на локтях, закрывая подушку водопадом волос, и повернулась к нему. На ее лице была написана безумная надежда:

— Тим? Это ты, или мне это снится?

— Ты не спишь, — ответил он.

И рванулся к ней.

Мамины руки заключили его в крепкие объятия, и она покрыла его лицо искренними поцелуями, какими может награждать только мать:

— Я думала, ты погиб! О, Тим! А когда нагрянула буря, я уверилась в этом, и мне тоже хотелось умереть. Где же ты был? Как ты мог так разбить мне сердце, плохой мальчишка? — и снова посыпались поцелуи.

Тим таял в ее руках, улыбаясь и радуясь ее чистому и такому знакомому запаху. Но тут он вспомнил слова Мерлина: «Что ты сделаешь, как только вернешься домой?»

— Где же ты был? Рассказывай!

— Я все тебе расскажу, Мама, но сначала ляг на спину и открой пошире глаза. Как можно шире.

— Но зачем? — руки ее продолжали ощупывать его глаза, нос, рот, словно она все никак не могла удостовериться, что вот он, Тим, прямо перед ней. Глаза, которые Тим так надеялся вылечить, смотрели на него… и сквозь него. У них уже появился молочный оттенок. — Зачем, Тим?

Ему не хотелось отвечать — вдруг обещанное исцеление не состоялось бы. Он не думал, что Мерлин стал бы ему лгать — это скорее было бы в духе Сборщика податей, — но волшебник мог и ошибаться.

«Пожалуйста, пусть окажется, что он не ошибся!»

— Неважно. Я принес лекарство, но его совсем мало, так что лежи тихо и не двигайся.

— Я не понимаю.

Услышав ответ сына, Нелл, погруженная в темноту, подумала, что это мог бы сказать скорее не живой сын, а покойный отец:

— Ну, просто знай, что я далеко ходил и много что пережил, чтобы добыть это снадобье. А теперь лежи смирно!

Она поступила так, как он велел, глядя на него своими слепыми глазами. Ее губы дрожали.

Дрожали и руки Тима. Он приказал им прекратить, и они, как ни странно, послушались. Тим набрал побольше воздуха, задержал дыхание и отвинтил крышечку с драгоценного пузырька. Он набрал все его содержимое в пипетку — его было совсем немного. Жидкость не заполнила короткую тонкую трубочку даже до середины. Он склонился над Нелл.

— Пообещай, что будешь лежать неподвижно, мама! Потому что капли, может быть, жгутся.

— Даже не шелохнусь, — прошептала она.

Одна капля в левый глаз:

— Ну что? — спросил он. — Жжется?

— Нет, — ответила она. — Прохладно и приятно. Пожалуйста, закапай и во второй глаз.

Тим капнул в правый глаз, потом сел, кусая губы. То ли молочный туман начал исчезать из ее глаз, то ли ему просто хотелось это увидеть.

— Видишь что-нибудь, мама?

— Нет, но… — тут у нее сперло дыхание, — я вижу свет, Тим! Свет!

Она попыталась было подняться на локтях, но Тим помешал ей. Закапал в глаза еще по капле. Оставалось лишь надеяться, что этого хватит, потому что пипетка опустела. Оно и к лучшему: когда Нелл вскрикнула, Тим от испуга уронил пипетку на пол.

— Мама! Мама, что с тобой?!

— Я вижу твоё лицо! — закричала она, прижав ладони к щекам. Глаза её наполнились слезами, но Тим этому только порадовался, ведь теперь они смотрели прямо на него, а не куда-то вдаль. И сияли они как никогда. — О, Тим, о, мой милый, я вижу твоё лицо, вижу очень хорошо!

А потом последовали минуты, которые в описаниях не нуждаются, ибо некоторые мгновения счастья и радости описать невозможно.

«Ты отдашь ей отцовский топор».

Тим покопался за поясом, достал топор и положил на кровать рядом с матерью. Она посмотрела на топор (увидела по-настоящему, что все еще казалось чудом им обоим) и притронулась к рукояти, гладкой от долгих лет работы. Вопросительно посмотрела на Тима.

Тим лишь покачал головой, улыбаясь:

— Человек, который дал мне капли, сказал отдать его тебе. Вот и все.

— Кто, Тим? Что за человек?