Ветер сквозь замочную скважину

Когда вернешься домой — на этот раз путь будет короче и безопаснее — пойдешь к маме и закапаешь ей в глаза последние капли из пузырька. Потом ты отдашь ей топор отца. Понял меня? Монета останется с тобой на всю жизнь — на смертном одре она будет висеть у тебя на шее — но топор отдай матери. Сразу же.

— П-почему?

Мерлин нахмурил кустистые брови, уголки рта его опустились. Внезапно доброта сменилась пугающей непреклонностью:

— Не задавай вопросов, юноша. Когда приходит ка, оно приносится стремительно, словно ветер. Словно ледовей. Так послушаешься ли ты меня?

— Да, — испуганно ответил Тим, — я отдам ей топор.

— Хорошо.

Маг повернулся и поднял руки над простыней, под которой они спали. Ближний к клетке конец простыни зашуршал и поднялся в воздух. Внезапно она оказалась сложенной вдвое. Потом вчетверо, став размером со столовую скатерть. Тим подумал, что женщины в Листве не отказались бы от такой магии при застилке кроватей, и тут же испугался, а не кощунство ли это.

— Нет-нет, я уверен, ты прав, — рассеянно сказал Мерлин. — Но если она выйдет из-под контроля, будет шабаш. Магия полна загадок, даже для такого старикана, как я.

— Сай… Это правда, что вы живете вспять во времени?

Мерлин всплеснул руками в показном раздражении, рукава его одеяния сползли вниз, обнажив белые и тонкие, словно березовые ветви, руки:

— Все так думают, а если я скажу иначе, то что изменится? Я живу так, как живу, Тим, и, по правде говоря, я уже почти отошел от дел. Слышал ли ты, что у меня в лесу есть волшебный дом?

— Ага!

— А если бы я тебе сказал, что живу в пещере, в которой только стол да соломенный тюфяк на полу? Думаешь, тебе бы поверили?

Тим подумал над этим. Покачал головой:

— Нет. Не поверили бы. Думаю, люди не поверят, что я вас вообще видел.

— Это их дело. А что до тебя… готов двинуться в обратный путь?

— Можно еще один вопрос?

— Но только один. Я уже насиделся достаточно вон в той клетке, которая, как ты видишь, не сдвинулась ни на дюйм, несмотря на разбушевавшийся ураган. И срать в дыру мне тоже надоело. Жизнь аскета — это прекрасно, но всему есть предел. Давай, спрашивай.

— Как вас поймал Красный Король?

— Самолично он никого поймать не может, ибо сам он пойман и заточен на вершине Темной Башни. Но у него есть силы, и есть агенты. Тот, с кем имел дело ты, далеко не самый грозный из них. Ко мне в пещеру пришел человек. Он меня одурачил, заставив поверить, что он бродячий коробейник, ибо магия его сильна. Магия, данная ему Королем, как ты понимаешь.

— Даже сильнее, чем ваша? — рискнул спросить Тим.

— Нет, но… — Мерлин вздохнул и уставился на утреннее небо. Тим ошеломленно понял, что волшебнику стыдно. — Я был пьян.

— А… — пискнул Тим. Ничего другого в голову не пришло.

— Довольно разговоров, — сказал маг. — Садись на диббин.

— На…

Мерлин указал на то, что сперва было салфеткой, потом простыней, а сейчас пребывало в виде скатерти:

— Вот это. И не бойся испачкать его ботинками. Он видал куда более запыленных странствиями путников.

Тим действительно как раз об этом и думал, но встал на скатерть и затем уселся на нее.

— Теперь перо. Возьми его в руки. Оно из хвоста Гаруды — орла, охраняющего другой конец этого Луча. Во всяком случае, так мне рассказывали. Хотя мне рассказывали, когда я сам был еще ребенком, — да, когда-то и я был ребенком, Тим, сын Джека, — рассказывали мне когда-то, что детей находят среди капусты в огороде.

Тим едва слушал его. Он взял перо, которое тигр не дал унести ветру, и сжал в руках.

Мерлин взглянул на него из-под своей высокой желтой шляпы:

— Когда ты вернешься домой, что ты сделаешь прежде всего?

— Закапаю снадобье маме в глаза.

— Хорошо, а потом?

— Отдам ей папин топор.

— Не забудь, — старик наклонился и поцеловал Тима в лоб. На мгновение весь мир вспыхнул в глазах мальчика ярко, как звезды в зените ледовея. На мгновение все словно оказалось в фокусе. — Ты — смелый мальчик с отважным сердцем. Люди увидят это и так и будут тебя называть. А теперь отправляйся с моей благодарностью. Лети домой.

— Л-л-лететь? Как?

— А как ты ходишь? Просто подумай об этом. Подумай о доме. — Старик просиял улыбкой, и от уголков его глаз разбежались тысячи морщин. — Потому что, как сказал кто-то из великих, нет места лучше, чем родной дом. Представь его! Представь его очень ясно.

И Тим подумал о домике, в котором вырос, о комнате, где засыпал всю свою жизнь, прислушиваясь к ветру, который рассказывал ему об иных местах и другой жизни. Он подумал о сарае, где стояли в стойлах Мисти и Битси, и о том, кто их сейчас кормит. Может быть, Виллем-Солома. Он подумал о ручье, из которого перетаскал столько ведер воды. А больше всего он думал о матери: о ее крепкой, широкоплечей фигуре, о каштановых волосах, о ее глазах в те минуты, когда они были полны веселья, а не горя и забот.

Он подумал: «Как я о тебе скучаю, мама»… и в это мгновение скатерть оторвалась от каменистой земли и зависла над своей собственной тенью.

Тим ахнул. Ткань покачалась немного, потом развернулась. Теперь он оказался выше шляпы Мерлина, и волшебнику приходилось задирать голову.