Читаем Ветер Трои полностью

…Мы их догнали, опоздав к началу разговора, но отчего бы не предположить: Мария, намолчавшись за рулем, продолжила весело делиться впечатлениями от своей первой в жизни прогулки по Стамбулу; припомнила со смехом грозные окрики стамбульских полицейских, уличных торговцев, даже иногда простых прохожих – с их требованием немедленно надвинуть маску с подбородка на нос; и разговор ее с Тихониным на автозаправке сам собой перешел на маски, как и большинство тогдашних разговоров в мире, ведь недаром это было время масок.

…Время за полдень. Тихонин и Мария ждут, когда остынут суженные в талии стаканчики с турецким черным чаем, глядят подолгу на автомобили, пролетающие мимо с нытьем и стоном, украдкой – друг на друга: Тихонин то и дело отводит взгляд от ее еще не безнадежных складок кожи над ключицами, Мария – от его уже заметно выдающегося второго подбородка и невообразимо медной седины – тоже боясь обидеть взглядом.

С ужасным самоупоенным громом проносятся по трассе три тяжелых мотоцикла, и все стихает ненадолго. Тихонин и Мария попивают чай за столиком, прижатом к узкой, низкой каменной террасе, на которой в ряд и вперемешку растут герань и некое подобие гороха; в горохе дремлет кот. По ту сторону террасы, в виду бурых гор и серых скал, вздыхает всеми иглами под жарким и нешумным ветром высокая сосна; над горохом и геранью распластала жестяные листья коротенькая пальма с жесткой шкурой. От заправочной площадки столик отгорожен стеной кустарника с объемными, как фонари, яркими цветами…

– Олеандры, – уверенно предполагает Мария.

– Бугенвиллеи, – не менее уверенно поправляет ее Тихонин и тут же оговаривается, соглашаясь: – Может быть, и олеандры, это как ты хочешь, – но и сообщает между прочим, что высокая сосна по ту сторону террасы зовется калабрийской… – А вот об этой пальме – ничего не могу сказать; не знаю я, что это за пальма.

– Не пальма – юкка, – говорит Мария, – она у нас растет. Не в Айове, конечно, – в южных штатах. В Айове у нас – ни пальм, ни юкки.

– Да, там у вас дубы и клены, – соглашается Тихонин прежде, чем признаться: – Я видел их; я там у вас был.

…По шоссе тягуче прогудела вереница длинных темных фур; их догнала шатенка за рулем лимонного спортивного кабриолета – хотела было пуститься на обгон, уже решила, но и не решилась: пристроилась в хвосте колонны, и вскоре вновь настала минута тишины… Из-за шпалеры олеандров – или бугенвиллей – появился хмурый служащий автозаправки; Тихонин расплатился с ним за чай и за бензин и продолжил развлекать Марию рассказом о своем коротком пребывании в округе Аппанус – или Мэдисон? – штат Айова: о том, как простоял полдня в тени дубов и клена на ветру, под осыпью осенних листьев, прямо напротив ее дома, – так и ушел ни с чем, все ж догадавшись выведать ее почтовый электронный адрес у кассиров тамошнего молла…

– Так вот кто приходил по мою душу! – произнесла Мария с угрюмым облегчением, когда Тихонин кончил свой рассказ. – В молле меня предупредили, и мы гадали – кто: Эф Би Ай, полиция или секьюрити страховой компании – у нас были проблемы со страховкой… Но зачем, мы думали? Им всем известен мой мейл! – она вдруг рассмеялась, будто очнувшись: – Я все-таки никак не понимаю, почему ты не зашел…

– Я не уверен и сейчас, что это был твой дом, – ответил ей Тихонин. – И я не знал, как мне себя представить незнакомым людям, как объяснить им, что мне нужно, – я и себе тогда не смог бы толком объяснить, что мне было нужно…

– Но ты же мог спросить кого угодно обо мне, не заходя в дома.

Тихонин с грустью покачал головой:

– У вас там слишком пусто, слишком тихо. Слишком там мертво весь день… К вечеру люди стали появляться, но всем им точно было бы не до меня. Велосипед проехал слишком быстро, с фонарями в спицах, их я помню очень хорошо… Еще старуха, завитая, в розовых завитках, в трусах для баскетбола – шла она не быстро, но была слишком занята своими таксами на поводках; у нее их целых три…

– Как раз старуху, розовую, ты бы мог легко спросить. Она б тебя узнала. Это Тамара, моя мать, и это ее таксы, ровно три: Ося, Лиля, Вова – так она их зовет, а я никак их не зову, я их все время путаю.

…Они мчались в арендованном «рено» дальше на запад, к Дарданеллам, когда обескураженный Тихонин наконец проговорил:

– Я как-то был в Пытавине, искал ее, чтобы спросить о тебе, – и никаких ее следов…

– Да, нам пришлось ее забрать, – ответила Мария.

Тихонин помолчал, припоминая, потом сказал:

– Мне говорили: ей помог продать квартиру один заботливый мужик. Я подумал, это был Владлен Васильевич: помог разделаться с квартирой и увез в свой Новопечь.

– Нет, – ответила Мария, – это был Фил. Он ее забрал. Я оставалась в Айове, с детьми… Владлен – у нас. Не с нами то есть, но он тоже долго в Штатах.

– Что он там у вас поделывает?

– То же, что и все пенсионеры у них в Вайоминге: ловит рыбу и охотится. По выходным сидит в шезлонге на краю хайвэя, пьет пиво и глядит на автомобили.

– Почти как мы сегодня.

– Нет, он там один. Издает себе журнал «Оклик кривича». В который пишет сам – и сам его читает…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза