Ветер уносит мертвые листья

Сде-ла-ем-двор-ска-зоч-ным! Наташа кое-как сложила буквы с ватмана, прилепленного поверх объявлений на доску информации. В голове зазудело, будто не можешь что-то вспомнить и это что-то вертится на языке.

– Дамочка, вы или туда, или сюда, – прорычал незнакомый голос.

Толстый рябой мужик задел Наташино плечо и отбил ее от теремка. Теперь снова искать точку опоры. Она огляделась и поняла, что всюду люди. Одни трещат пластиком, мастерят богатырей из пятилитровых бутылок. Другие поправляют розовую перчатку – резиновое вымя фанерной крашеной коровы. Наташа замечает телевизионщика, он носится с камерой, как с игрушечным самолетом, кружа над поделками и возвращаясь на базу-штатив. Длинный и тощий, он странно зыблется на бегу, точно отражается в воде, по которой идет рябь.

Она вдруг вспомнила. Сегодня конкурс между жилищными компаниями. Обещали телевидение, и, видимо, этот волнистый и есть оператор. В ушах зазвучал сахарный голосок управляющей: «Наташа, ты самая молодая, красивая и говоришь хорошо. Давай ты будешь давать интервью, расскажешь, как мы своими силами украшаем двор…» Наташа трясет головой, в черепе плещется, будто в тазу, где замочено белье. Раз есть оператор, должен быть и журналист, тот, кто будет держать микрофон, задавать вопросы.

Она оборачивается и видит на фоне мокрой ели нечто, похожее на летающую подушку. Однако у подушки обнаружилась голова в коричневой вязаной шапке и рука, сжимающая что-то вроде мехового тапка на палочке.

Наташа закрывает глаза и хочет досчитать до десяти, но получается только до пяти. Открывает: подушка становится пуховиком. И ноги в зеленых вязаных брюках, точно хвойных, решительно направляются к ней.

Следом движется оператор, наставляя на Наташу сорочий глаз камеры. Они-то мне и нужны. Наташа набирается смелости и даже трезвеет на миг.

– Эй, я здесь! – Наташа хватает журналистку за локоть, крепче, чем нужно.

– Ты еще кто?! – журналистка вырывает локоть и микрофон, глазами выискивая подмогу.

– Я тут работаю. – Наташа махнула рукой в сторону лебедя и розочек. – У меня руки золотые, их мыть да воду пить.

– М-м, – журналистка отряхнула рукав, хотя он не был грязным.

– Так будешь у меня интервью брать?

– Нет пока.

– Пока, – ехидно повторила Наташа, – дома покакаешь.

Она хотела заржать, потому что над этой шуткой смеялись всегда, но журналистка скривила узенький рот и, развернувшись, о чем-то забубнила с оператором. Наташа оглянулась на припаркованный рядом черный автомобиль, нашла свое отражение в тонированном окне. Это Подрез сделал из нее серую лепешку. На черном глянце выросло еще одно большое серое пятно.

– А ну, алкашка, отойди! – послышалось из-за спины.

– Это что, движение «Трезвая Россия»? – враждебно спросила Наташа.

Она знала, что у нее проблемы с алкоголем, и, как всякий алкоголик, не любила об этом говорить. Тем более терпеть ругань от незнакомых людей, даже Костю окорачивала, рискуя ребрами.

– Зальют шары с утра пораньше и трутся возле машин! – фальцетом выкрикнул владелец джипа. – Пошла отсюда!

Наташа напряглась и опустила взгляд на свои покрытые цыпками кулачки. У нее не было образования и каких-нибудь навыков, ради которых ее взяли бы на работу, где не надо целыми днями убирать за людьми. Зато ее все считали рукастой. Владелец машины, потеряв терпение, попытался схватить Наташу за шкирку. Она извернулась как пружина и впилась ногтями в его небольшой, какой-то девчачий нос. Мужик от неожиданности попятился, завалился на спину и не сразу смог сбросить нападавшую.

– Пусти! – завопил он, больно вцепился Наташе в запястья и наконец отодрал ее пальцы от своего лица, на котором сливой набух пострадавший нос.

Чьи-то руки подхватили Наташу за подмышки, вознесли над сливоносым, поставили на нетвердые ноги и потянули в сторону. Хозяин джипа еще поерзал, точно перевернутый жук, кое-как встал на колени, плюнул вслед «алкашке», залез в блестящую свою черноту и, рыкнув мотором, уехал.

Наташа отряхнулась и только теперь узнала своего спасителя: муженек ее приятельницы, которого все ласково зовут Дениской. Дениска моложе приятельницы, моложе Наташки и, кажется, моложе всех, кого она знала. На детском лице – глаза теленка, и кудри, как у Иванушки с иллюстраций детских сказок.

Дениска отволок ее к крыльцу отеля, где под козырьком стояла, словно ждала новых гостей, его жена.

– Натали! – не сдержав улыбку, сказала приятельница. – Ты что устроила, сливу поставила мужичонке.

– Ну а че он?

– Да и правильно, – заявил Дениска, поставив Наташу рядом с супругой и убедившись, что она не упадет. – Он первый начал! Она ему ничего не сделала.

– Да никто не спорит, что правильно. Просто… – приятельница привалилась к Дениске, со стороны они выглядели как мать и сын. – Косте твоему, Наташ, наверное, доложат.

– Да уж найдутся добрые люди! – слишком бодро, будто речь шла о чем-то хорошем, подтвердил Дениска.

Он обнял жену сзади, запустив руки под ее большой беременный живот и как бы приподняв его. Приятельница выдохнула с облегчением.

– Боже, как хорошо!