Ветер уносит мертвые листья

– Она и сейчас не поехала бы, просто не в себе была, видать, от боли, – соседка просканировала пролет, не выходит ли кто, и стала говорить чуть тише, – она мне позвонила и спросила, нет ли у меня спичек.

– Спичек?

– Да! Я тоже удивилась, но у меня был коробок, приношу, она кричит, мол, сейчас-сейчас открою, видать, добиралась все это время к двери. Открывает, щель вот такая. – Соседка показала согнутыми пальцы несколько сантиметров. – А потом выглянула из-за двери, я ее не узнала даже, просто другой человек. Я так растерялась!

– Спасибо, что вызвали скорую! – Кыса почувствовал, что в глазах накопилась влага и он больше не может себя сдерживать.

Отвернулся к двери, дрожащей рукой полез в карман за ключами и вместе со связкой выронил на бетонный пол платок с уже высохшей кровью Угаренки. Хлопковый комок распустился бордовым пионом. Кыса быстро поднял платок, спрятал в кулаке красное, оставив тоненькую нетронутую полоску ткани и промокнул ей глаза. Казалось, соседка не заметила крови.

– И я ей говорю: «Теть Люб, вам плохо? Давайте скорую вызову?!» А она мне: «Ванечка придет, суп захочет, а у меня лапша закончилась, я спички брошу, они покипят подольше и разбухнут как надо!» Ну, тут я и поняла, что надо срочно врача.

Кыса почувствовал слабость в ногах. Слезы лились, как горячая вода из протекающего крана. Соседка мячиком скакнула к двери Петровских и сжала Кысу в упругих объятиях. От нее успокаивающе пахло куриным бульоном и луковой зажаркой на сливочном масле. Кыса постоял, подышал, затем нехотя высвободился и, еле различая сквозь муть дверной замок, все-таки справился с ним и шагнул в прихожую.

Дома все выглядело так же, как утром. На миг поверил, что ничего не произошло и мать, как обычно, сидит за компьютером. Не разуваясь, Кыса рванул в комнату. На выключенном мониторе возникло его вытянутое отражение. Оперся на спинку компьютерного кресла, то скрипнуло и чуть отъехало от стола, как бы приглашая. Он быстро сел и мышкой оживил монитор, смотреть на собственное лицо было невыносимо. А что, если это расплата? Бедная мама, она-то тут при чем? Кликнул на значок часов, вспомнил, что снова опаздывает. Надо позвонить и отменить заказ, теперь у него есть уважительная причина. Никто не станет оставлять гневных отзывов за неявку, если больна мать. Где-то была визитка. Кыса, не вставая, переваливаясь с боку на бок, проверил карманы джинсов, вытащил и аккуратно, боясь порвать, расправил злосчастную кабальную расписку. Только бы все было не зря. Решил, что сначала уладит дело с заказчицей, потом сразу в больницу. Вскочил, обшарил рюкзак, каждое отделение – ничего, пошел по второму кругу, теперь уже выложил все барахло на стол, просунул палец в дырку подклада и пропальпировал рюкзак снова. Да и черт с ней. Сама позвонит. Поеду сразу в больницу. Кыса вырубил компьютер и в темном отражении рядом со своей рукой заметил кровавый платок. Схватил его за краешек, словно дохлую летучую мышь, и потащил на кухню. Надо его уничтожить.

На плите стояла пустая эмалевая кастрюлька. Обычно мать варила в ней мойву для себя и дворовых кошек, которых она подкармливала из разрезанной коробки из-под молока. Под ногой у Кысы мягко хрустнуло: тот самый злосчастный коробок. Надо позвонить в больницу. Загуглил номер четвертой городской и нажал иконку вызова. Пока шли гудки, пустил газ в конфорке и щелкнул розжигом. Прозрачное голубое пламя затанцевало под смятым платком. Кыса опустил руку ниже, и темные края ткани тут же занялись, заплясали рыжие языки, поползли вверх. Кыса ловко сбросил горящий шар в кастрюльку. Запахло жареной картошкой.

Когда в больнице взяли трубку, Кыса растерялся. Он почему-то думал, что, как только позвонит, там сразу поймут, кто он, и все расскажут. А тут пришлось, заикаясь, тараторить, потому что по тону дежурной сестры было понятно, что ей не до светских бесед и надо быстрее сообщить, чье состояние его интересует.

– Любовь Петровская? – переспросила медсестра уже не так деловито, а как будто с сожалением. – Ее на операцию повезли.

– На какую?

– Сейчас уточню, – сестра снова заговорила деловито. – Я только приняла смену.

Кыса догадывался, что за операция. Смотрел на черные, похожие на рваные крылья бабочек, складки догорающего платка, а видел мамины ноги, усеянные страшными пятнами. Кто-то в перчатках цвета молочной пенки схватил их, взвалил на плечо как поленья и понес прочь от тела.

– Ясно, – ответил Кыса, нажал на отбой, выключил плиту.

Теперь торопиться некуда, мать не скоро придет в себя. Кыса сначала забил гвоздь в ванной, затем перешел в гостиную, уселся за компьютерный стол и полез в историю браузера. Нажал «Восстановить все вкладки». Видимо, мать вела активную жизнь в социальных сетях.