Он сплюнул, пытаясь угодить плевком Хейзану в миску, но промахнулся, и скрылся в толпе. Какой чувствительный мальчик, подумал Хейзан, возвращаясь к еде. Его внимание привлекли новые гости, которые заняли бывший столик крестьянина и громко что-то обсуждали. Двое мужчин лет сорока, похожие между собой чертами и жестами — братья, без сомнения. Едва запаленный интерес Хейзана резко разгорелся, когда его слуха достиг обрывок разговора этих двоих:
— …получил высшую меру — разговор с самим Невием, лично и без свидетелей. Чую, в ближайшем будущем Альдом будет тише воды ниже травы.
— Честно говоря, Ирвин, я до сих пор не понимаю. Этот ленивый пень взял и предпринял нечто столь рискованное спустя столько лет? Вне сомненья, мир катится в бездну.
— Он катился в бездну еще с тех пор, как Хойд отобрала у нас все. О, братец, а вот и наш с тобой эль!
Лихорадочно соображая, что предпринять дальше, Хейзан огляделся; когда взгляд его упал на женщину-кэанку, в голове родилась более-менее блестящая идея.
— Могу я попросить вас об одолжении? — спросил он, подойдя к ней. Та наклонила голову в знак того, что слушает. — Я вижу, что вы приверженица Кэаны, и знаю, что те двое мужчин тоже — так что, может, вы расскажете мне, о чем они толкуют?
— А, — произнесла женщина, кивком приглашая Хейзана сесть напротив. — Вам приходилось слышать о бывшем императоре, Баугриме? Он издал закон, предоставлявший кэанцам обязательный доход — чтобы развивать ученость, так он предполагал, построить библиотеку… что он только не предполагал. Императрица отозвала этот указ несколько лет назад. Откровенно говоря, здесь я на ее стороне, поскольку…
— Но эти двое не простые кэанцы, верно? — настаивал на своем Хейзан.
Кэанка повернула голову в сторону братьев, которые нагло обхаживали носильщицу, и Хейзан увидел на ее накрашенном лице гримасу отвращения.
— Я бы вообще не назвала их кэанцами. Они религиозные фанатики, носящие за собой как шлейф темную историю, ни больше ни меньше.
— Речь о древнем культе Света? — уточнил Хейзан.
— Угу. Да, мне тоже тяжело поверить в то, что кто-то до сих пор хранит верность этой древней религии. — Она развела руками, так что крохотные кусочки янтаря задрожали в воздухе. — Я могу еще понять адептов Кельдеса, но такое… в нашем прогрессивном мире!
Хейзан едва скрыл свое удивление тому, что она произносит эти слова в грязной таверне, полной простецов — слова, более подходящие для прохладных залов Ореола.
— Что за темную историю вы упомянули?
Кэанка — Хейзан только сейчас понял, насколько она пьяна — приосанилась, явно довольная тем, что зацепилась за благодарного слушателя. Хейзан был доволен не меньше.
— Много лет назад они были такими же членами Ореола, как и я сама, но устроили покушение на какого-то гилантийца, гостившего в ту пору в Алеморне. Их оттуда и изгнали. Насколько я знаю, эти двое, Ирвин и Ульрих, как раз-таки и были главные исполнители того грязного дела.
— А остальные?
— Остальные? Я знаю-то немного, кроме того, что глава этой шайки Невий по какой-то одному мирозданию известной причине не носит амулетов. И того, что один из них, меенец по имени Къялти, покончил с собой после того, как Хойд отозвала отцовский указ. Мне всегда казалось, что меенцы достаточно благоразумны для того, чтобы не совершать подобных вещей, но он, похоже, был исключением.
— Благоразумный не значит трус, — сказал Хейзан, ощутив внезапную необходимость отстоять поступок совершенно незнакомого — еще и мертвого — меенца ради чести другого мертвого меенца, который, правда, так и не убил себя, хотя, как и любой гилантиец, собирался.
— Кто есть трус — человек, который страшится смерти, или человек, слишком слабый для того, чтобы встретить нагрянувшие трудности лицом к лицу? — задумчиво произнесла кэанка. — Впрочем, не та тема, на которую безопасно размышлять в компании гилантийца, — опомнилась она. — Для вас-то все решено. Ик.
Хейзан скорчил кислую мину и, не меняя выражения лица, поблагодарил:
— Спасибо за вашу разговорчивость.
Когда он уже отошел от столика на пару шагов, кэанка бросила ему вслед:
— Тут прошел слушок, что сегодня ночью кто-то пытался убить одного из кэанцев, поднявшихся на Баугримовом указе. Мне стоит бояться за свою жизнь?
Хейзан обернулся, обнажив неприятную улыбку.
— Вам — вряд ли. Но вот насчет них я не уверен.
— И помни: все время держи что-нибудь в голове. Детские стишки, матерные песенки, что угодно.
— Поняла, — ответила Рохелин, взяв Хейзана за локоть со всей аккуратностью, на которую была способна, чтобы не тревожить раненое плечо.
Свободной левой рукой Хейзан застучал молотком по роскошным дверям красного дерева. Дальвехир не замедлил появиться, словно только и ждал сигнала в передней.
— Приветствую, Хейзан, — склонил он голову. — Вы же, должно быть, Рохелин, верно?
— Вы же, должно быть, Дальвехир. Верно? — изобразила она невинное лицо.
Дальвехир усмехнулся, словно хорошей шутке.
— Добро пожаловать, миледи.