Снег повалил, словно жуки, выпущенные из банки. Эолас закутался плотнее в свой плащ, жалея о том, что не взял с собой запасного; впрочем, Мричумтуивая не позволил бы. Ненавистный холод жег лицо тем же огнем, только много более жестокосердным.
Время пресмыкалось перед дыханием, ползало на брюхе, собирая занозы и пыль. Пустота пролегла от уха до уха нитью столь крепкой, что разрубить ее можно было лишь вместе с головой. С треском разрывались волокна в костре, напоминая то, как лопаются тысячи глаз — фасетчатых, отраженных и бесконечно самоподобных.
Последним, что Эолас помнил, был вой черноликой, снежнобородой бури, одетой в волчью шкуру.
Хлопья снега падали тихо и бесчувственно. Наблюдатель словно бы летел в паре человеческих ростов над пейзажем — медленно и неторопливо, погруженный в свои мысли, которых не было, как не было и его сущности — все стерлось неоспоримой белизной. Его взгляд привлекла цепочка следов, и наблюдатель двинулся вдоль нее, немного взяв вниз. Впереди показался человек, продирающийся сквозь снег; обогнув его, наблюдатель разглядел длинные волосы и высокий рост; остальное скрывал снег и то, что человек держал голову опущенной, глядя себе под ноги.
Грядет третья ночь, полная звезд, только не в этой области мира, донеслись до наблюдателя мысли человека.
— Я знаю, что ты его так и не остановил, — раздался голос из ниоткуда.
Снег летел наискось, искаженный порывами ветра. Человек шел; наблюдатель про себя назвал его Идущий.
— Снежная буря однажды разорвет саму себя.
— Но вначале разорвет тебя, — словно украдкой произнес голос.
— Предсказания, которые уже сбылись — все, на что ты способен?
Ветер смахнул прядь с плеча Идущего. Идущий отмахнулся от ветра.
— Жалкое ты создание, кем бы ни был.
Голос из ниоткуда казался Идущему более человеческим, чем его собственный — хриплый как крики метели и будто стеклянный.
— Твой разум — ледяная пещера, и слова твои лишь эхо отраженных под сводами мыслей. Даже спрятанных в самом дальнем тупике. Даже произнесенных полушепотом.
Наблюдателя резко потянуло назад, и он сорвался вниз; мир завертелся мириадом снежных хлопьев и гнусными порывами ветра, утаскивая наблюдателя глубже в воспоминания Идущего, вспыхнувшие ярче безумной звезды.
— Ау-у! — воскликнул смутно знакомый человек, приложив руки к уголкам рта. Его юный голос многократно отразился от сводов, подобных небу в своем ярко-голубом цвете и небывалой высоте, и разбежался по уголкам пещеры, как струйки водопада. — Надо же. Похоже, мы здесь одни.
— Неудивительно, — пробормотал Идущий, стараясь не стучать зубами от холода. Несмотря на то, что жители Руды как следует утеплили их, лед, казалось, проникал ему под сердце. Возможно, в буквальном смысле.
Юноша пробежал вперед и скрылся за поворотом, оставив Идущего в одиночестве. Подняв светловолосую голову, Идущий позволил себе как следует наглядеться на причудливые образования изо льда, подпиравшие потолок пещеры, словно изукрашенные колонны. Кое-где они разрастались по образу ветвей, переплетенных между собой в тонкие этюды, местами — походили на фигуры животных.
— Скорее! — донесся до Идущего размноженный голос его спутника. — Здесь что-то невероятное!
Идущий бросился на голос, но поскользнулся и растянулся на оледеневшей земле вместе со скарбом, который рассыпался в радиусе пары метров. Цедя ругательства, Идущий принялся собирать вещи обратно в мешок — трут, кое-какая еда, теплая одежда…
Войдя наконец в следующий зал, он подивился тому, что стены там были гладкие, как вода в штиль. Спутник ждал его, расхаживая кругами.
— Ты где застрял? — обиженно вопросил он.
— Упал, — коротко отозвался Идущий.
Юноша бесцеремонно схватил его за руку и потащил за собой; пальцы у него были крепкие, и упрямства хватало, так что Идущий даже не пытался вырваться.
Тогда Идущий и увидел, о чем так восторженно говорил его спутник. Ряд идеально круглых дыр в полу, словно выбитых древним великанским инструментом. Осторожно подойдя к краю одного из провалов, Идущий заглянул внутрь и увидел лишь синеву, переходящую в черноту. Из глубины отчетливо тянуло могильным холодом.
Стянув с плеча мешок и покопавшись в нем, Идущий достал пустую бутылку, которую они распили еще несколько часов назад, и бросил в дыру; прислушался. Звона так и не донеслось.
— Что это, как думаешь? — спросил юноша.
— Кажется, я знаю, — медленно произнес Идущий. — Это Колодцы Руды.
Глаза у мальца блеснули.
— Колодцы Руды? Те самые, которые тянутся до земного ядра и откуда идолы когда-то вывели первых людей?
— Не тянутся и не вывели, — вздохнул Идущий, в очередной раз поражаясь легковерности своего спутника. — Однако я понимаю, почему люди снега считают именно так.
— Тебя там не было, так что ты не можешь знать наверняка, — наставительно возразил юноша.
— Жителей Руды там тоже не было. Послушай, — примирительно поднял ладони Идущий, — давай не будем пререкаться?
— Когда ты уже перестанешь мне указывать? — нахохлился юнец. Идущий почувствовал, как в нем вскипает злость.