Не соображая куда, Жаб отчаянно мчался вперёд, время от времени оглядываясь через плечо на предвкушавших победу врагов, когда вдруг не почувствовал под лапами земли. В тот же миг, перекувыркнувшись в воздухе, он очутился в воде, глубокой и быстрой, и его понесло течением с такой силой, которой он не мог противиться. Жаб понял, что в панике, не видя ничего перед собой, угодил прямо в реку!
Он вынырнул на поверхность и попытался ухватиться за тростник и камыши, но течение было таким стремительным, что у него ничего не вышло.
– О боже-боже! – запричитал бедный Жаб. – Чтобы я ещё хоть раз взялся за руль… чтобы хоть раз стал хвастаться…
Тут его накрыло волной, а когда Жаб вынырнул, задыхаясь и отфыркиваясь, то заметил, что течением его несёт к большой тёмной норе на берегу чуть выше головы. Поравнявшись с ней, он вытянул лапу и схватился за край. Медленно и с большим трудом Жабу удалось подтянуться и вылезти из воды настолько, что можно было опереться лапами о нижний край норы. Совершенно выбившись из сил, он решил несколько минут передохнуть и восстановить дыхание.
Тем временем в темноте норы что-то мелькнуло и стало приближаться к нему. Вскоре Жаб понял, что это мордочка, причём мордочка до боли знакомая: коричневая небольшая мордочка с усами, серьёзная и круглая, с аккуратными ушками и серебристой шёрсткой.
Конечно же, это был Речной Крыс!
Глава 11
«Как летний ливень слёзы полились…»
Крыс протянул маленькую коричневую лапку, крепко схватил Жаба за загривок и с трудом потянул наверх. Жаб, тяжёлый, в пропитанной водой одежде, медленно, но верно стал подниматься и наконец перевалился через край норы. Весь в тине и водорослях, с водой, стекавшей на пол, он стоял, целый и невредимый, в прихожей Крыса, счастливый и весёлый, как в былые дни, оттого что находится в доме друга, что все его беды и несчастья закончились и он может избавиться от этого маскарадного костюма, не достойного его положения в обществе, и вновь вернуться к нормальной жизни.
– О, Крыс! – воскликнул Жаб. – Ты даже не представляешь, что мне пришлось пережить с тех пор, как мы виделись в последний раз. Такие испытания, такие страдания, и всё это я вынес с честью! Побег, переодевание, обман – всё так ловко спланировано и выполнено! Попал в тюрьму – разумеется, бежал! Бросили в реку – конечно, выплыл! Украл лошадь и продал за бешеные деньги! Обвёл всех вокруг пальца – заставил плясать под мою дудку! Всё-таки как я умён! И что под конец? Потерпи немного, и всё узнаешь…
– Жаб, – строго и твёрдо перебил его Крыс, – немедленно поднимайся наверх, снимай эти обноски, которые, видимо, принадлежали какой-то прачке, и вымойся, а потом надень что-нибудь из моей одежды и постарайся выглядеть как джентльмен, если можешь. Никогда в жизни я не видел более потрёпанного, грязного и безобразного субъекта, чем ты. Не важничай и не спорь, а иди. Потом поговорим.
Жаб собрался было поспорить: ему ещё в тюрьме надоело, что им командуют, а здесь, похоже, то же самое, и кто на сей раз – Крыс!.. – однако, увидев себя в зеркале над вешалкой, в чёрной шляпке, съехавшей на один глаз, передумал и быстренько отправился в туалетную комнату наверху. Там он тщательно помылся, почистился, переоделся и потом долго стоял перед зеркалом, разглядывая себя с гордостью и удовлетворением и размышляя, что только круглому идиоту могло прийти в голову хоть на мгновение принять его за прачку.
Когда Жаб спустился вниз, стол был уже накрыт, чему он несказанно обрадовался, поскольку успел основательно проголодаться с тех пор, как цыган его отлично накормил. Пока они обедали, Жаб поведал Крысу о своих приключениях, как обычно, не забывая превозносить собственный ум, а также хладнокровие в чрезвычайных обстоятельствах и находчивость в безвыходных положениях, расцвечивая и приправляя свой рассказ выдумками. Однако чем дольше он говорил и хвастался, тем угрюмее и молчаливее становился Крыс, а когда наконец Жаб умолк, после минутной паузы заговорил:
– Послушай, Жабчик, мне не хотелось бы обижать тебя после всего, что ты пережил, но, честно говоря, неужели не видишь, каким болваном себя выставляешь? Что забавного в том, что тебя, заковав в кандалы, поместили в тюрьму, где морили голодом, потом преследовали, угрожали, оскорбляли, глумились над тобой и в довершение бросили в воду? А сам угон… Ты прекрасно знаешь, что автомобили приносят тебе одни неприятности, а уж что касается кражи… Можешь сделаться калекой, если находишь это увлекательным, или объявить себя банкротом для разнообразия, если уж решил, но зачем становиться преступником? Когда ты наконец образумишься, начнёшь думать не только о себе, но и о своих друзьях, станешь им доверять? Думаешь, мне, например, приятно слышать от других зверей, что я вожу дружбу с уголовником?