Ветер в ивах

— Хо-хо! — стонал он, сминая траву в экстазе самолюбования. — Снова Жабб! По обыкновению, сухой из воды! Кто придумал старушку-ловушку? Кому удалось пересесть якобы для освежения? Кто весело упорхнул, оставив злых недоумков, хлипких экскурсантов в грязи — там, где им самое место?.. Как — кто? Жабб, разумеется. Умный, великий, очень хороший Жабб.

Помолчав немного, он вдруг фальцетом заголосил:

Представьте: катится ландо,
Навстречу — мистер Жабб.
Он — прыг за руль: шарах! буль-буль!
И все в грязи лежат!

— Как я умен, черт возьми, как я умен!..

Легкий шум вдалеке заставил его обернуться. О ужас! О горе! О отчаяние!

По соседнему полю два полисмена и шофер в крагах наперегонки бежали прямо на него.

Жабб стрелой метнулся прочь.

— О, боже, — задыхался он, трясясь по кочкам, — какой я осел! Безмозглая, самодовольная тварь! Расселся, расчавкался, разбахвалился! Распелся-расшумелся — дур-рра-к!

Он оглянулся: они догоняли. Испуг прибавил резвости, Жабби побежал шибче, время от времени косясь на преследователей. Увы: расстояние медленно, но верно сокращалось. Животным он был коротконогим, да и любящие родители хороши — перекармливали Жабби с детства; исход был ясен. Жабб слышал хриплый дых погони и мчался, не разбирая дороги, дико озираясь на торжествующую свору победителей, и вдруг… земля разверзлась, и он, меся лапками воздух, — плюх! — с головой бухнулся в воду. Течение было так стремительно, что он, ослабевший, не мог справиться с ним. «Река, — понял Жабби, — это река!»

Всплыв на поверхность, он хватался за стебли камыша и осоки, росших у берега, но увы: сильное течение вырывало стебли из его лапок.

— Господи! — захлебывался Жабби. — Чтоб я еще хоть раз угнал дорогой автомобиль! Чтоб я еще хоть раз пел хвастливые песни! — и уходил под воду, и снова всплывал, почти бездыханный.

Чуть ниже по течению он увидел в береге дыру, а когда поравнялся с ней, сумел ухватиться за край… — и удержался! С большим трудом ему удалось приподняться из воды и опереться на локти. Несколько минут он так и висел, прерывисто дыша, отдуваясь, глядя во мрак бессмысленным взором.

Наконец, он смог различить в темноте что-то маленькое и яркое: два светлячка мигали в глубине, явно приближаясь. Скоро высветилось и лицо — знакомое лицо. Маленькое, благородных очертаний. Строгое, с шелковистыми бакенбардами и аккуратными ушами. Это был Водяной Крыс.

XI. КАК ЛЕТНИЙ ЛИВЕНЬ СЛЕЗЫ ЛИЛ

Крыс протянул изящную смуглую лапу, крепко схватил Жабба за шиворот, поднапрягся, поднатужился — и одеревенелый, покрытый водорослями эсквайр медленно подался вверх. Вскоре он, пошатываясь, стоял в холле, весь, естественно, в грязи и потеках, но счастливый и удалой, как всегда. Еще бы: он в доме друга, выкручиваться да изворачиваться не из чего, и можно сорвать с себя унизительную личину, разделаться с ненавистной попрошайкой — глупой прачкой, ничего не смыслившей в жизни.

— О, Крысси! — кричал он. — Я столько пережил, — невозможно представить! Такие судилища, такие страдания, такая доблесть! Побеги, переодевания, хитрые ходы — и все так тонко задумано, так ловко проделано! Был в тюрьме — ищи свищи, брошен в канал — и тут как тут! Краду скакуна — выручаю целое состояние! Всех надувал — делал, что хотел! То есть они делали все, что я хотел. Известен ли вам последний подвиг Жабба? Держитесь за что-нибудь, и я расскажу вам…

— Жабб, — строго оборвал его Крыс, — сейчас же идите наверх и снимите эти обноски. Похоже, до вас их носила неопрятная прачка. Тщательно вымойтесь, оденьте что-нибудь из моего гардероба и постарайтесь появиться джентльменом, если сможете. Не припомню, чтоб я хоть раз удостаивал взглядом существо столь оборванное, помятое, вконец опустившееся. Все! Хватит чваниться и препираться — ступайте и поторопитесь: мне есть, о чем поговорить с вами.

Первым желанием Жабба было сделать парочку ответных выпадов. Он наелся приказов в тюряге! Здесь, очевидно, тоже хотят повелевать им?! «И ты, Крысе», — хотел было начать Жабби, но тут взгляд его наткнулся на зеркало, и он увидел себя: жалкого, в измятом чепце набекрень; увидел — и покорно поспешил наверх.

Там он привел себя в порядок и чистый, причесанный, элегантный, долго крутился перед зеркалом, жмурясь от гордости и размышляя о глупости человеческой. «Нужно быть полным идиотом, — думал он, — чтобы хоть на мгновение спутать меня с прачкой!»

Когда он спустился, стол был накрыт, чему Жабб весьма обрадовался, так как после восхитительного завтрака у цыгана ему довелось участвовать в трудном, чрезвычайно волнующем забеге, в котором, кстати, победил он, мистер Жабб.

За столом он изложил историю своих страстей, подолгу топчась на размышлениях о собственном уме, врожденном хладнокровии и быстроте реакции; выходило, что он весело и увлекательно провел время. Но чем больше он хвастался, тем мрачней и молчаливей становился Крыс, Поскольку Жабба никто не перебивал и не поощрял, он вскоре умолк в растерянности.