Ветеран Армагеддона

Еглань выглядела муравейником перед дождем. Мирные жители вели себя степенно и спокойно, из домов выходили, только собираясь в гости или отправляясь в магазин прикупить чего-нибудь необходимого в хозяйстве. Оживление в поселковую жизнь вносили лишь, как и полагается бойцовым муравьям, рекруты повстанческой освободительной армии. В самом начале своей деятельности батька Лукаш, чтобы привить населению культуру пития, повелел в старом птичнике на краю Еглани устроить бар. В качестве птичника строение невозможно было использовать по причине отсутствия кур. Бар, который назвали «Гнедой аргамак», получился замечательный — с цветомузыкой и стойками для посетителей. Правил в нем ди-джей Пашка Неютин, красоты ради взявший себе псевдоним «Паю де Юта», а подавали там все, чем богаты были егланские просторы и, прежде всего, знаменитый егланский самогон. Человек несведущий вздохнет — подумаешь! И будет не прав, ибо егланские умельцы за годы сухого закона любимый напиток довели до немыслимого совершенства.

Все упирается в трудолюбие и фантазию.

Мало выгнать добротный, горящий от спички напиток, надо еще довести его до салонного блеска, убивая сивушные масла, настаивая на травах и коре различных деревьев, добавляя тайные корешки, собранные в определенный период времени, плоды черемухи, рябины красноплодной и рябины черноплодной, мед, ваниль, гвоздику, стручки жгучего перца, и просто храня в специально изготовленном бочонке. Зато умелец будет вознагражден — горящий синеватым пламенем напиток будет приятно радовать глаз и обжигать пищевод после сделанного доброго глотка. Рецепты являлись фамильными секретами, их берегли, ими хвастались, но никогда не выносили на суд общественности. Обнародовать рецепт — это все равно что опубликовать в научно-популярном журнале схему ядерного заряда и спросить: что я сделал не так? Поступить подобным образом может лишь человек, не верящий в мистерии, каббалу и в Бога вообще. Еще так мог поступить язвенник или завязавший алкоголик — мне не нужно, так пусть хоть люди попользуются!

Население свободной Еглани было невероятным смешением наций, сословий и характеров. Основную массу составляли местные казаки, которые с началом смутных событий достали из сундуков оставшуюся от прапрадедов казачью форму и Георгиевские кресты. Те, у кого Георгиевских крестов не было, вырезали их из кровельной жести, по образцу придавая формы и выпуклости. Довершался образ самостоятельно сплетенной нагайкой, в изготовление которой каждый вкладывал всю имеющуюся у него фантазию и мастерство. Можно было встретить на улицах Еглани отвязных субъектов с нахальными чубчиками и синими от обилия татуировок руками. Бродили здесь угрюмые горцы, не расстающиеся с автоматами и белыми бурками, едко пахнущими козлом. Встречались — пусть и в небольшом количестве — странные личности в пенсне и с козлиными бородками. Эти обычно пытались собрать вокруг себя людей и пытались разжечь какой-то мировой пожар. Изредка попадались матросики в неизменных бескозырках на голове, широченных клешах и в полосатых тельняшках. Эти любили обматывать себя лентами от РПГ, которые предпочитали любому другому оружию. По Еглани даже бродили два негра и несколько китайцев. Русский язык они знали плохо, поэтому изъяснялись на жутком русско-английском жаргоне, дополняя отсутствующие в нем слова жестами и ужимками. Откуда они взялись в Еглани, никто не помнил, но общей картины иностранцы не портили и даже добавляли районной столице европейский шик и блеск.

Как водится, в повстанческой армии батьки Лукаша был свой засланный казачок. Комитет губернской безопасности, обеспокоенный активностью казачьего движения, заслал этого шпиона еще на заре становления Еглани. Природная сметка позволила батьке раскрыть нежелательного посланца, и эта же сметка удержала атамана от того, чтобы немедленно поставить шпиона к стенке. Разумно рассудив, что КГБ своих попыток внедриться в его ряды не оставит, батька решил, что известный шпион все же лучше, чем неизвестный. Поэтому засланного казачка он трогать не стал, а поручил ему разработать план стремительного степного наступления на Царицын. Этим внедренный к нему агент и занимался, попутно сообщая о зловещих планах своему руководству посредством голубиной почты. Поскольку наступление на губернскую столицу постоянно откладывалось, опасность батькиной повстанческой армии носила неопределенный будущный характер, а потому пока стратегами губернского генерального штаба всерьез не принималась. Засланный казачок, видя, что к его сообщениям относятся без должного уважения, затосковал, зачастил на склад к Поладьеву, где хранился госфонд. Начав ежедневно принимать маленькую, засланный казачек быстро дошел до стакана, а потом и до бутылки в день; он нашел новый смысл в своем существовании, и ранее многочисленный поток его сообщений превратился в еле заметный ручеек. Даже почтовые голуби быстро обленились и ожирели, они уже, пытаясь пролететь полверсты, по нескольку раз отдыхали на деревьях — без этого их организм уже не поднимался в воздух.