Глава десятая
Но оставим ошеломленного Александра Александровича Скрябина, который конечно же оказался совершенно неподготовленным перед стремительной любовной фронтальной атакой истосковавшейся по ласкам вдовы, и вернемся к трагическим егланским событиям.
Тут надо заметить одну нехитрую истину.
Тот, кто имеет оружие массового поражения, хорошо понимает последствия его применения, а потому и не хочет, чтобы таким оружием обзавелись другие. В масштабах мировых это причина не является главной, в мировом масштабе на передний план обычно вылезают иные причины — амбиции государственных лидеров, обиды на неправильный прием или заинтересованность кого-то в природных ископаемых страны, которую начинают обвинять в терроризме. В любом случае внешняя агрессия неизбежна, а прикрываться всегда станут словами о необходимости привнесения подлинной демократии в народные массы обвиненной во всех грехах страны, дарования ей истинных свобод и духовных ценностей, вторжение будет оправдываться борьбой за нераспространение оружия массового поражения, предупреждение геноцида в отношении части населения — поводов много, объявление их всегда зависит от фантазии нападающей стороны.
Представьте себе, что вы с соседом разных политических взглядов, а тем более, не дай Бог, вероисповедования. Никакие ваши беседы не помогают соседу встать на истинный путь, он продолжает прозябать в иноверии и инакомыслии. И вот вы берете молоток и отправляетесь свои духовные ценности буквально вбивать в его голову. А что делать, если человек по-хорошему не понимает? Как вы думаете, через какое время вас повяжет милиция? Но то, что недопустимо в отношениях между отдельными гражданами, возможно между мировыми державами.
В случае с Царицынской республикой дело, конечно, обстояло несколько иначе. Во-первых, Егланский район являлся частью территории ставшей независимой Царицынской губернии, во-вторых, атаман Лукаш всем уже надоел, а в-третьих, и это главное — фосгеновое облако ушло за Дон в соседний район и самым наглядным образом свидетельствовало об обретении Егланью пресловутого химического оружия. При таких обстоятельствах не напасть на нее было бы величайшей глупостью и даже преступлением по отношению к населению губернии.
Егланскую республику ожидал бесславный конец.
Одно дело нападать на поезда и соседние села, совсем другое сопротивляться регулярной армии, пусть и губернского масштаба. Батька Лукаш эту разницу познал на собственной шкуре. Конечно, можно было бы посопротивляться, пострелять немного, но зачем? Финал-то бесславный очевиден. Егланская повстанческая армия боя не приняла, она уходила в степь с развернутым знаменем и под пение трубы. Над походной колонной разочарованно кружили коршуны.
— Ничего! — сказал батька Лукаш и погрозил кулаком в сторону оставленной сельской столицы, где был брошен госзапас, национальная библиотека и прочие государственные начинания атамана. — Мы еще вернемся!
У народных вожаков и государственных лидеров могут быть самые непомерные амбиции, на то они и выразители народных чаяний, но Скрябин из всего происходящего уяснил одно — пора армию батьки покидать. Не то чтобы он крысой бежал с тонущего корабля, ведь если по совести, его на этот корабль насильно посадили.
И то сказать, жизнь человека — это путешествие. И надо сказать, это печальное путешествие — все мы знаем, куда в конце концов придем. Но — путешествуем! Дороги не всегда зависят от нас. Чаще всего они являются следствием окружающих нас случайностей.
С атаманом Лукашем им было не по пути. Скрябин и Ойкуменов потоптались среди пеших, конных и тех, кто за рулем, а когда удобный момент выдался, они от основной массы отделились и так отстраненно двинулись в самостоятельный путь.
— Сука этот Поладьев! — ругался Ойкуменов. — Говорил ему, не добавляй азотной кислоты! Самородок крестьянский!
Александр Александрович молчал.
В жизни Скрябина было не так много минут, заполненных женскими ласками и теплом, поэтому удивительно ли, что все происходящее удручало его и настраивало на меланхолический лад. Прощание с Ангелиной было коротким и суматошным.
— Миленький ты мой! — стонала вдова, обнимая мужчину. — Да куда ж ты пойдешь? Оставайся, лапушка, я тебя так сховаю, никто никогда не найдет! Что ж без мужика в доме?
Скрябину и самому не хотелось уходить. Но и жизнь в подполье ему не улыбалась. Помнил Александр Александрович старые истории о дезертирах, по тридцать лет просидевших в хлеву или подполе!
Правда, и будущее не особенно радовало. Одно утешало — оно было в пути.
Степное небо медленно засеивали неяркие звезды. Нарождающийся месяц бодливо целился в землю острыми шкодливыми рожками, и где-то там, в светлой извилистой полосе Млечного Пути беспорядочно и стихийно, как бурьян в балках, возможно, жили инопланетяне, ничего не знающие о жителях Земли, но в силу прикосновения к межзвездным случайностям повторяющие земной путь.