Ветеран Армагеддона

Попробовал бы Горбачев объявить в восьмидесятые, что мы будем строить светлое капиталистическое будущее. Да его бы по кочкам понесли, так мы все привыкли к своему недостроенному миру, ведь мы даже не представляли, что можно строить что-то другое. Но мы так ничего и не построили. И понятно почему. Биология нам мешала строить социализм.

Глупо полагать, что Сталин не видел главного тормоза на пути к созданию нового общественного строя. Несомненно, это вопрос был приоритетным — не случайно в годы после Гражданской войны энтузиазм одиночек, присущий буржуазному строю и направленный на то, чтобы добиться индивидуального успеха, пытались — и довольно успешно — заменить энтузиазмом масс.

Но в воспитании человека с новым отношением к труду Сталин сделал серьезную ошибку — он сделал ставку на страх. Страх может притупить хватательный рефлекс, но не более того. Загоняя несогласных с его теориями людей в лагеря, он создавал предпосылки для будущего поражения. Общество не прощает своей пролитой крови, во имя каких бы светлых идеалов она ни проливалась. Люди, попавшие в заключение и пробывшие там длительное время, не становились сторонниками сталинских идей. Кнутом невозможно вразумить человека, можно только воспитать в нем ненависть к человеку, использующему этот кнут. Отправляя людей в лагеря по мотивам политическим, правящий режим только создавал все новых и новых своих противников, и это не могло не сказаться при будущих послаблениях, которые были неизбежны с уходом от авторитарной жесткой власти. Рано или поздно за кровь должны были спросить.

Когда авторитарный гнет заменяется либеральными послаблениями, общество на какое-то время обретает уверенность в себе. Время после смерти Сталина было благодатным — выросло поколение, желающее изменить мир в лучшую сторону. Именно тогда мы могли бы перешагнуть через себя, сломать биологический закон выживания — об этом свидетельствовал народный энтузиазм, бешеный интерес к коммунистическим утопиям вроде «Полдня XXII века». Но в стране, где все принадлежит государству, где правит номенклатура, уже началось — в силу либеральных реформ — движение в сторону криминализации хозяйственной стороны жизни. Иначе и быть не могло — номенклатура потеряла страх перед неизбежным возмездием и пустилась во все тяжкие в надежде улучшить собственную жизнь. Идеалы, выросшие внутри общества, она не воспринимала всерьез и использовала для достижения собственных целей. Личная свобода была важнее свобод общественных. Нас поманили близким коммунизмом и утянули в криминально ориентированную экономику — ведь коммунизм строился не для всех, а для избранных.

Лосенок был маленький.

Меня смешат попытки новоявленной буржуазии стать новым дворянством России. Как они смешны и противны — люди, не создавшие ничего, но нахапавшие в силу своей изворотливости. Они напоминают судаков в период жора, говорят, что в этот период судак хватает все, что попадается на глаза. Их претензии на руководство страны беспочвенны, однако они полагают, что деньги позволят им купить профессионалов, которые помогут. Но профессионалы не продаются, можно купить лишь тех, кто готов продавать себя, а из таких очень редко вырастают хорошие специалисты.

Еще мне противны люди, которые готовы продаваться, — музыканты, которые призывали нас в дни выборов голосовать сердцем, а не головой, писатели, устроившие переворот и разрушившие Союз писателей, для того чтобы временно усесться на теплых местах. Ну, и где теперь Евтушенко? В любимой Америке? А кто помнит сейчас имена прорабов перестройки — Нуйкина, Костюковского, Панченко, Савельева, Оскоцкого, Афиногенова, Суровцева, Черниченко? Где их книги? Серость останется серостью, в какие бы одежды она ни рядилась.

Сломав старый мир, они подготовили разрушение нового, народившегося.

Не люблю людей, которые меняют свои убеждения. Что-то в этом от проституции — готов спать с любым, лишь бы деньги платили. Помню ранние стихи Е. Евтушенко — все хотел с лучшими представителями поколения в коммунистический мир. Времена изменились — теперь он тянется в светлое капиталистическое завтра. И в конце жизни мечтает на поезде прокатиться от Калининграда до Владивостока. Тщеславие? Подражание Солженицыну? Тот въезжал в Россию с Востока, а я въеду с Запада. И толпы людей будут меня встречать и восхищаться моим творчеством. Это уже от лукавого. Дьявол любит искушать. Тот, кто предал прошлое, не имеет будущего.